Что такое мышление человека: Мышление — Гуманитарный портал

Содержание

Мышление — Гуманитарный портал





Мышление — это процесс функционирования сознания, определяющий познавательную деятельность человека и его способность выявлять и связывать образы, представления, понятия, определять возможности их изменения и применения. В мышлении человек рассматривает интересующий его предмет в связях, которые не даны ему в непосредственном восприятии. В этом плане мышление представляет собой особого рода «реконструкцию» форм функционирования или изменения предмета, выходящую за рамки его непосредственной данности. В мышлении человек сопоставляет своё поведение с поведением других людей, он может рассматривать себя и свои возможности с позиций и точек зрения других людей, использовать такое рассмотрение для применения своих действий, и для конструирования связей своего бытия. Мышление есть деятельная способность, с помощью которой человек может осуществлять особого рода преобразования объектов, не производя в них реальных изменений и не совершая реальных действий с ними. Такая — «идеальная» (по терминологии Э. В. Ильенкова) — деятельность мышления является условием функционирования социальных структур, воспроизводства социальных связей, сохранения и развития культуры.

Мышление может выражаться разными способами с точки зрения взаимодействия внутренних процессов и внешних действий, а также синтеза и взаимодействия чувственных и нечувственных компонентов:

  1. Мышление на основе восприятия. Оно выражается в переструктурировании поля восприятия, как с помощью перцептивных действий, так и посредством внешних действий субъекта. Восприятие может относиться как к обычным предметам опыта, так и к искусственно созданным предметам.
  2. Мышление на основе наглядных представлений. Комбинирование этих представлений, их разделение и синтез могут выступать средствами решения проблем, а в некоторых случаях играют ведущую роль.
  3. Мышление на основе языка. Оно может выражаться как в виде внешне выраженной речи, (диалога, полилога), так и в виде внутренней речи, размышления «про себя». Мышление такого рода может быть ненаглядным, использовать понятия, непосредственно не соотносимые с восприятием или представлением. Исторически именно этот частный вид мышления — ненаглядное мышление «про себя» — считался выражением существа мышления.

Мышление является одним из основных предметов философствования, присутствуя в его структуре с момента возникновения философии как таковой (см. Философия), а его проблематика часто оказывается в центре философских дискуссий между различными школами, подходами и в периоды смены философских и научных парадигм. В философской традиции, изначально разделяющей познание на чувственное и рациональное (логическое), мышление противопоставляется чувственному познанию как опосредованное отражение реальности непосредственному (см. Знание). Мышление изучается логикой, психологией, лингвистикой и многими другими науками. Философские исследования мышления так или иначе всегда были связаны с вопросом о логике мышления. В отличие от логики как самостоятельной дисциплины (см.  Логика), занимающейся структурами мышления, выраженными в рассуждениях, философию интересовали вопросы связи мышления с бытием и деятельностью человеческого индивида, с развитием общества, с функционированием культуры.

Основоположник Афинской философской школы Анаксагор в рамках своего учения о вечных элементах мира вводит категорию с близким мышлению семантическим содержанием — нус, которая выступает как первоначало мирового порядка. Анаксагоровская категория больше не встречается в философии, но этим было положено начало традиции мыслить мышление как субстанцию, какими бы терминами оно в дальнейшем ни именовалось: логос, софия, чистый разум и тому подобные. Идея субстанциональности мышления была органична для «физики» досократовского периода античной философии, затем менялись формы представления субстанции мышления в метафизических системах. Наиболее популярными были системы, разделившие мир на умопостигаемый и нравственный (Платон) или как состоящий из двух субстанций (мышление и материя) у Р.  Декарта, как вариант — два модуса одной субстанции у Б. Спинозы. Аристотель впервые обратился к мышлению не с метафизической установкой, а с технической. Имея дело с софистикой и с развитым мышлением платоновской философии Аристотель предпринял попытку формализации мышления через нормировку и задание системы правил. Так был сформирован корпус «Органона» с «Аналитиками, «Топикой» и «Метафизикой». После Аристотеля появилась возможность говорить о правильном мышлении, и о правильном и неправильном в самом мышлении. До «Аналитик» и «Метафизики» можно было объявлять правильным или неправильным только результат мысли или вывод, противопоставляя другой результат или вывод. В античной математике был принят методологический принцип доказательства, а сами аристотелевские «Аналитики» были положены в основание нормативной формальной логики (см. Логика формальная). Далее нормировкой правильного мышления занималась логика, в основе которой лежала силлогистика Аристотеля, совершенствовавшаяся и формализуемая многими поколениями античных и средневековых логиков. Начиная с Нового времени техническое отношение к мышлению находило выражение в изобретениях новых форм доказательств, в построении иных, неаристотелевских логик.

Рассмотрение в философии мышления, прежде всего с точки зрения его логики, естественно выдвигало на первый план исследование связей между понятиями. Связи между другими образами и формами, фактически обеспечивающими переживание индивидами своего бытия, возможность их общения, воспроизведение и изменение их предметной обстановки, в философии учитывались явно недостаточно. Структуры повседневного опыта людей — причём структуры весьма различные, — ориентирующие взаимодействия людей и их самоопределение, трактовались сквозь призму общих форм как более или менее логичные. Мышление в разных вариациях философствования (здесь имеется в виду главным образом европейская «классическая» философия) оказывалось обобщением человеческого опыта или приобщением человека к неким всеобщим формам разумной деятельности. Тема развития мышления, предполагавшая сопоставление различных мыслящих субъектов, также развёртывалась на основе признания универсальных форм познания и логики, которые может осваивать (или не осваивать) человеческий разум, присоединять (или не присоединять) к своей деятельности человеческий субъект. Различия мышления научного и профанного, культурного и «варварского» во многом определялись убеждением в том, что единство мышления зиждется на универсальных формах.

Мышление, структурированное всеобщими категориями и законами, рассматривалось не только как средство проникновения человека в различные сферы бытия, но и как связь (точнее, социальная связь), обеспечивающая преемственность культуры, сохранение её норм, а следовательно — и возможности взаимопонимания между людьми, взаимосогласованного их поведения. Воспроизведение европейской культуры в значительной мере понималось именно как сохранение логики мышления с помощью общих категорий, понятий, определений. Мышление же по большей части выступало в роли логики обобщения, сводящего различия индивидуальных явлений к правилу, закономерности, тенденции. Понятие, вырастающее из обобщения, оказывалось вместе с тем и культурной формой, общезначимой нормой, соединяющей поведение и мышление людей. Эта традиция фактически воспрепятствовала развитию в философии логики индивидуального, особенного, конкретного, идеи, к развёртыванию которой были близки В.  Дильтей, В. Виндельбанд и Г. Риккерт. Вопрос о мысли, вырастающей в мышление о конкретном, особенном, целостном был фактически сформулирован уже к середине XIX века в немецкой классической философии (Г. В. Лейбниц, И. В. Гёте, Г. В. Ф. Гегель, Ф. В. Й. Шеллинг, К. Маркс). Однако в распространившихся в конце XIX века вульгарных версиях гегельянства и марксизма идея мышления о конкретном была сведена к идее диалектики как логики всеобщего. Так эта традиция сомкнулась с традицией понимания мышления как оперирования общими понятиями и всеобщими определениями, в крайних догматических вариантах — как использования готовых мыслительных форм в познании, образовании, построении практических действий. Реакцией на эту традицию явились попытки рассматривать и формулировать мышление на основе идей, что были определены Дильтеем, Риккертом и Виндельбандом, и, соответственно, — потребностями понимания конкретных индивидов, событий, групп, субкультур.

Хотя «понимание» на первых порах трактовалось по преимуществу психологически, как взаимодействие индивидов на уровне «обмена» чувствами, мотивациями, предпочтениями, в дальнейшем его истолкование стало сближаться с философской традицией описания мышления. Поскольку наиболее важным моментом понимания оказывается подстановка субъектом себя на место другого (как средство «вживания» в структуры его психики и мышления), постольку выявляются непсихологические моменты понимания, необходимость мыслительного, рационального, логического определения среды понимания, его конкретного контекста. Мышление в этом плане выступает в роли инструмента, определяющего временные и пространственные формы, задающие систему понимания, его общезначимые параметры, «картину» ситуации, которой пользуются взаимодействующие субъекты. Под знаком этой задачи возникает традиционный вопрос о категориях мышления, но подход к категориям оказывается нетрадиционным, ибо суть вопроса — не всеобщая природа категорий, а их «естественное» функционирование во взаимодействиях субъектов, их роль в упорядочивании или выстраивании контекста межсубъектных связей. В понимании, трактуемом достаточно широко, образ «другого» оказывается нетождественным образу другого индивида: в разных познавательных и практических ситуациях в этом качестве могут выступать группы, субкультуры, художественные или религиозные направления, предельные мыслительные характеристики мироздания, доступные человеку. Возникает естественная потребность преобразования мыслительных форм, их выведения за пределы обычного опыта, а стало быть — использования рационально-логических средств и культуры оперирования этими средствами, созданной философией.

Вплоть до XX века мышление представлялось философам гомогенным и гомоморфным процессом. Поэтому всегда предпринимались попытки либо искусственно выработать единые его правила, либо установить законы процесса мышления и на их основе определить для него соответствующие нормы (классическая логика, математика, грамматика). В XX веке основная проблематика мышления перемещается из плоскости соотнесения мысли индивида с универсальными формами разумности в многомерное пространство взаимодействия человеческой мысли с разными способами практического и духовного освоения мира, с разными, характеризующимися собственной логикой бытия, «классическими» и «неклассическими» объектами и процессом их познания. Культура перестаёт быть внешним ориентиром мышления и становится его внутренней формой. Более того, этот «поворот» обнаруживает, что и прежде культура была «внутренней формой», «настраивающей» и «выстраивающей» мышление, хотя она иногда — как, например, в европейской рациональности, — и выступала в превращённой форме некоей привилегированной или универсальной логики.

Переход от одномерного к многомерному и плюралистическому представлению о мышлении выявил проблему его эволюции, периодизации этого процесса, выделения типов мышления и разных способов их взаимодействия. Вопрос о мышлении включается в исследования, описывающие разные типы социальности и связанные с ними культуры мышления. Однако предметная и дисциплинарная организация науки, философии и европейской рациональности в целом оказалась устаревшей перед лицом задач исследования мышления. Требовались новые формы синтеза и конфигурирования областей знания и методов. Продолжение исследований мышления в рамках одного предмета (например психологии, логики или кибернетики) вели к очевидному редукционизму. В свою очередь, сами объекты и предметы конкретных наук стали трактоваться не как объекты природы, а как организованности мышления, а само мышление выступать как центральный момент познавательной деятельности. Не подвергавшиеся ранее критике представление о спонтанности и естественности мышления, его индивидуальном характере, о локализации его в сознании или в психике перестали быть адекватными поставленным проблемам. Наряду с этим стало понятно, что мышление может быть специально организовано как трансперсональный процесс в деятельности, диалоге (полилоге) или в игре. Предпринимались разные попытки организации мышления без преодоления редукционизма (разнообразные технологии мышления), разрабатывались различные программы для решения прикладных задач, в которых мышление организовывалось (или «улавливалось») теми или иными косвенными способами (Think Thanks, Манхэттенский проект, Римский клуб, Тэвистокские сессии, Кремниевая долина и другие).

Отдельная линия в исследовании процессов мышления проводилась в психологии, которая претендовала на выявление его закономерностей как реально протекающего процесса. До начала XX века в целом считалось, что мышление не может исследоваться методами научной психологии, поскольку рефлексия и интроспекция нивелируют сам процесс мышления, а исследователю доступны только знаки уже осуществлённого мышления, что, таким образом, выходит за пределы предмета психологии. Современные психологические школы имеют несомненные достижения в исследовании феноменальной стороны процесса мышления (О. Кюльпе, М. Вертхеймер, К. Дункер, Л. С. Выготский, Ж. Пиаже, когнитивная психология и гештальтизм).

В течение многих лет мышление было предметом интенсивного изучения в Советском Союзе, особенно в 1960–1980-х годах. Оригинальная программа, синтезирующая знания и подходы разных предметов и дисциплин под задачу исследования мышления была сформулирована в 1950-х годах в Московском методологическом кружке (Г. П. Щедровицкий, Б. А. Грушин, А. А. Зиновьев, М. К. Мамардашвили) в процессе разработки содержательно-генетической логики. С конца 1970-х годов эта программа разрабатывается как системо-мыследеятельностная методология (см. СМД-методология) на основе онтологических и организационных представлений о мыследеятельности. Влиятельные школы сложились также в российской психологии, где проблематика мышления разрабатывалась на основе разных теоретических программ и экспериментальных исследований. Толчок для многих таких разработок дал в начале 1930-х годов в своей книге «Мышление и речь» Л. С. Выготский. Отталкиваясь от ряда идей Л. С. Выготского, А Н. Леонтьев сформулировал программу экспериментального исследования мышления. Эта линия была продолжена в работах П. Я. Гальперина (концепция формирования умственных действий), В. В. Давыдова (исследование формирования разных видов обобщения в обучении), О. К. Тихомирова (проблема целеполагания в процессе мышления) и других. С. Л. Рубинштейн развил теорию мышления как аналитико-синтетической деятельности и как процесса. Эта программа получила дальнейшее развитие в теоретических и экспериментальных исследованиях А. В. Брушлинского, К. А. Славской и других.




Общая психопатология | Обучение | РОП

Локализация и функциональная организация речи — см. главу 2

Для правильного протекания мышления необходимо участие множества других психических процессов (речи, восприятия, памяти и пр. ), но непосредственно само мышление основано на так называемых исполнительских функциях, локализованных в префронтальных отделах коры головного мозга, в том числе таких, как:

  • постановка целей и планирование;
  • выделение важности;
  • внимание: поддержание деятельности и подавление влияния интерферирующих воздействий и импульсов;
  • коррекция ошибок и гибкая смена когнитивных установок при необходимости;
  • рабочая память.

Патология мышления может быть обусловлена различными вариантами нарушений как этих, так и других познавательных процессов, что и определяет многообразие форм нарушений мышления.

Клиническая оценка мышления в первую очередь основана на оценке того, что говорит пациент во время беседы с врачом.

Для наглядности можно представить себе следующую модель протекания ассоциативного процесса:

Мышление начинается с появления задачи (посыла) и постановки цели, которую необходимо достичь для ее решения. Из всех возможных мыслей начинает составляться план (схема решения имеющейся задачи), содержащий мысли, соответствующие поставленной цели, а мысли, несоответствующие цели, «тормозятся» (выводятся из фокуса активного внимания). Далее происходит последовательное раскрытие (анализ, описание или другие операции) каждого из пунктов плана в отдельности с возвращением к общему плану, сверкой прогресса его выполнения, проверкой на соответствие поставленной цели и коррекцией плана в случае такой необходимости.

В большинстве случаев данная последовательность операций имеет имплицитный (неосознаваемый) характер, но, столкнувшись с какой-либо сложной, непривычной или объемной задачей человек может в той или иной степени осознанно подойти к ее решению, например, записывая ход решения на бумаге и т.д.

По своей сути мышление человека имеет несколько «уровней вложенности» (по типу матрешки), где каждый уровень представлен полной моделью, изображенной на рисунке, но при этом каждый из отдельных пунктов плана представляет собой вложенный уровень, являясь такой же полной моделью со своей задачей, целью и планом решения.

Представим себе ход мышления на наиболее частом в клинике примере — рассказе пациента о своей болезни:

Врач просит пациента описать свое самочувствие (ставит задачу), пациент задает себе соответствующую цель, составляет предварительный план рассказа, куда включает ряд своих мылей, относящихся к самочувствию. Посторонние мысли (не относящиеся к рассказу о самочувствии), даже те, которые по тем или иным причинам сейчас могут быть актуальны для больного, он игнорирует. Начав свой рассказ, пациент последовательно раскрывает каждую из мыслей (в данном случае — жалобу на состояние своего здоровья), упоминая наиболее важные для врача детали, затем вновь возвращается к своему внутреннему списку (плану), проверяя, что уже было рассказано и что еще необходимо рассказать, чем еще можно было бы дополнить этот план для того, чтобы он более полно соответствовал поставленной цели и не отклонялся от нее.

Нейрофизиологический базис рационального и интуитивного мышления — см. главу 2

Мозг — дело тонкое: тип мышления влияет на скорость решений | Статьи

Специалисты Института психологии РАН исследовали людей с разными типами мышления — аналитическим и холистическим (интуитивным). Первый, как считается, чаще свойственен жителям Востока, второй больше распространен на Западе. Оказалось, что аналитики успешнее справляются с индивидуальными задачами, зато интуитивисты эффективнее проявляют себя в коллективной работе.

Не всё поддается анализу

Ученые давно выяснили, что существует два основных типа мышления, отличных по характеру протекания познавательных процессов: аналитическое и холистическое. Обладатели первого типа рассматривают объекты как постоянные и изменяющиеся согласно своим внутренним законам, а не при взаимодействии с внешней средой. Холисты, напротив, понимают мир как сложную структуру, где одна вещь влияет на другую, и потому уделяют повышенное внимание связям между объектами и явлениями.

Например, если европейская (аналитическая) медицина построена на методах анализа работы каждого органа в отдельности, то восточная (холистическая) оценивает организм в целом — отсюда и другой подход к лечению.

— Изучение аналитичности и холистичности мышления проводилось в основном на данных кросс-культурных исследований, — рассказал «Известиям» профессор Института психологии РАН Виктор Знаков. — Ранее это направление активно исследовалось учеными, описывались особенности мировоззрения и мышления представителей различных народов во всем мире. Мы же попытались найти различия между холистами и аналитиками при решении конкретных задач.

Проверка на скорость

Для начала с помощью специального теста ученые определили, какой тип мышления характерен для каждого испытуемого. Затем попросили добровольцев выполнить простое задание. Им показывали на экране компьютера один из двух столбиков высотой 3 или 5 см в случайном порядке. Человек должен был как можно быстрее определить, какой перед ним столбик, и нажать соответствующую клавишу.

Всего провели три серии экспериментов: индивидуальную, кооперативную и конкурентную.

В первой серии испытуемый решал задачу по скоростной идентификации высоты столбика самостоятельно. При правильном ответе на экране высвечивался знак плюс, при ошибочном — минус.

В кооперативной серии добровольцы работали парами, но были расположены так, чтобы не видеть друг друга и экран напарника. При этом они понимали, когда оба ответили правильно, а когда кто-то ошибся. В первом случае на экране высвечивался плюс, во втором — минус, то есть результат зависел от их совместных действий, от того, насколько хорошо выполнит работу каждый член этого небольшого коллектива.

В третьей, конкурентной, серии люди также работали в парах, не видя друг друга. Но каждый участник был проинструктирован, что плюс на экране после выполнения задания означает, что он ответил быстрее или правильнее напарника, минус — что ответил медленнее или ошибся.

Восточный коллективизм vs западный индивидуализм

Во время эксперимента исследователи проводили измерения деятельности мозга испытуемых с помощью электроэнцефалографа. Данные с него выводились на экран в виде графика, отражающего мозговую активность. По этому графику ученые анализировали время возникновения пика, называемого компонентом P300, который связан с процессом принятия решения. Чем быстрее испытуемый определял высоту столбика, тем быстрее появлялся этот пик.

В конкурентном задании задержка появления пика P300 у холистов была значительно больше, чем у аналитиков. То есть люди с восточным типом мышления медленнее думали в соревновательных условиях, когда итог зависел от качества индивидуально сделанной работы, и быстрее принимали решение в кооперативной серии экспериментов, где вместе работали на результат. Здесь задержка появления пика P300, напротив, чаще фиксировалась у аналитиков.

Судя по результатам исследований, люди восточных культур интенсивнее работают в группах, чем представители западных. Зато вторые показывают более высокие результаты по скорости мышления во время решения индивидуальных задач, склонны к большему индивидуализму и независимости.

Мыслить шире

Авторы работы также отмечают, что в проведенных ранее экспериментах, связанных с решением логических задач, холисты демонстрировали более широкий диапазон принятия решений. При выполнении конкретных заданий люди с интуитивным мышлением давали куда более разнообразные ответы, чем обладатели аналитического склада ума.

— Возможно, это связано с тем, что аналитики ищут решение «по формуле», четкому алгоритму, а холисты предпочитают более свободный поиск ответов, — поясняет один из авторов работы, Владимир Апанович. — И тут успех зависит от того, какая задача перед людьми стоит. Например, аналитикам лучше даются логические задачи, где требуется применять пошаговое решение, а холисты показывают более высокие результаты там, где для получения правильного ответа необходим учет общего контекста.

Впрочем, по словам профессора факультета психологии МГУ им. М.В. Ломоносова Татьяны Корниловой, разница в мышлении проявляется только в так называемых житейских ситуациях. Если речь идет, например, о серьезной научной работе, мышление представителей Запада и Востока мало чем отличается. Татьяна Корнилова отмечает, что, согласно результатам проведенных ранее исследований, в целом культурно обусловленные особенности мышления проявляются именно у людей, не занятых интеллектуальных трудом.

В дальнейшем ученые планируют изучить различия во влиянии острой алкогольной интоксикации на поведение холистов и аналитиков.

ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ

Сущность процессов мышления и мыслительной деятельности Текст научной статьи по специальности «Психологические науки»

Корниенко А. Ф. Сущность процессов мышления и мыслительной деятельности / А. Ф. Корниенко // Научный диалог. — 2013. — № 4 (16) : Психология. Педагогика. — С. 49-62.

УДК 159.955+159.937+159.947.5

Сущность процессов мышления и мыслительной деятельности

А. Ф. Корниенко

В статье рассматривается отличие мышления как познавательного психического процесса, протекающего в психике субъекта, от мыслительной деятельности, совершаемой человеком. Уточняются определения понятий «деятельность» и «процесс». Показано, что мышление как процесс обеспечивает отражение взаимосвязей объектов и явлений действительности и соответствующее ее понимание, доступное не только человеку, но и животным. Мыслительная деятельность трактуется как специально организованная, сознательная активность человека, направленная на достижение понимания.

Ключевые слова: процесс мышления; мыслительная деятельность; понимание; мысль.

В учебниках психологии изложение сущности мышления обычно начинается с того, что отмечается недостаточность знаний, получаемых человеком благодаря процессам непосредственного чувственного познания, каковыми являются процессы ощущения и восприятия. Так, в учебнике А. В. Петровского и М. Г. Ярошевского указывается: «Та чувственная картина мира, которую ежедневно дают наши ощущения и восприятия, необходима, но недостаточна для его глубокого, всестороннего познания» [Петровский, 2001, с. 431]. Соответствующий раздел в учебнике С. Л. Рубинштейна начинается

словами: «Наше познание объективной действительности начинается с ощущений и восприятия. Но, начинаясь с ощущений и восприятия, познание действительности не заканчивается ими. От ощущения и восприятия оно переходит к мышлению» [Рубинштейн, 2001, с. 309].

Мышление, таким образом, признается познавательным психическим процессом, более сложным по сравнению с процессами ощущения и восприятия. Однако в характеристике любого психического процесса важным является не столько степень его сложности, сколько указание на те особенности объективной действительности, которые отражаются в психике благодаря этому процессу. В психологии практически считается общепринятым, что ощущение -простейший познавательный психический процесс, благодаря которому в психике субъекта отражаются отдельные свойства объектов и явлений действительности при их непосредственном воздействии на органы чувств. Процесс восприятия обычно рассматривается как процесс субъективного отражения отдельных объектов и явлений действительности в совокупности их свойств и качеств, и тоже при их непосредственном воздействии на органы чувств. И, наконец, процесс мышления определяется как процесс отражения в психике взаимосвязей между объектами и явлениями действительности. Поскольку взаимосвязи между объектами не оказывают непосредственного воздействия на органы чувств, мышление, обеспечивающее получение знаний о них, является познавательным психическим процессом опосредованного отражения.

Казалось бы, с определением процесса мышления все достаточно ясно, логично и понятно. Однако последующие уточнения и варианты описания психологических механизмов мышления, которые встречаются в психологической литературе, значительно усложняют и запутывают понимание его сути.

Наиболее существенным фактором, обусловившим потерю ясности в понимании мышления, является отсутствие четкого раз-

граничения в использовании по отношению к мышлению терминов процесс и деятельность. Очень часто они используются как синонимы или упоминаются, как отмечал О. К. Тихомиров, просто через запятую [Тихомиров, 1984, с. 8]. Говоря о мыслительном процессе, С. Л. Рубинштейн утверждает: «Всякий мыслительный процесс является по своему внутреннему строению действием или актом деятельности, направленным на разрешение определенной задачи» [Рубинштейн, 2001, с. 317]. Аналогичное понимание мышления как деятельности, направленной на решение задач, представлено в работе О. К. Тихомирова: «Психологически мышление часто выступает как деятельность по решению задачи, которая определяется обычно как цель, данная в определенных условиях» [Тихомиров,

1974, с. 44].

Пытаясь разграничить использование понятий «деятельность» и «процесс» применительно к человеку, С. Л. Рубинштейн пишет: «Всякая деятельность есть вместе с тем и процесс или включает в себя процессы, но не всякий процесс выступает как деятельность человека. Под деятельностью мы будем здесь разуметь такой процесс, посредством которого реализуется то или иное отношение человека к окружающему его миру, другим людям, к задачам, которые ставит перед ним жизнь» [Рубинштейн, 2001, с. 34]. Однако если под деятельностью понимать особый процесс, то как бы мы ни определяли специфику или особенность этого процесса, деятельность в любом случае останется пусть и особым, но все-таки процессом. Точно так же, как любой особый психический процесс остается психическим процессом, а любой особый нервный процесс остается нервным процессом.

Следует отметить, что термин процесс в определении понятия «деятельность» использовал и А. Н. Леонтьев. Он рассматривал деятельность не только как сознательную форму поведения человека, как процесс, подчиненный сознательной цели, но и более ши-

роко как «систему процессов, осуществляющих взаимодействие организма <.. .> с предметной средой» [Леонтьев, 2000, с. 50]. Тем самым допускалась возможность использования понятия «деятельность» по отношению к любому живому организму, а не только по отношению к человеку.

Чрезвычайно широкое значение приобретает понятие «деятельность» в определении поведения, данном С. Л. Рубинштейном. «Под поведением, — пишет С. Л. Рубинштейн, — разумеют определенным образом организованную деятельность, осуществляющую связь организма с окружающей средой» [Рубинштейн, 2001, с. 102]. В данном определении понятие «деятельность» фактически становится эквивалентным предельно широкому понятию «активность» и в связи с этим вообще теряет свою специфичность по отношению к понятию «процесс».

Существование и даже допустимость столь расширительного толкования понятия «деятельность» признается Б. Ф. Ломовым, который пишет: «Не рассматривая всех используемых (и возможных) значений слова “деятельность”, отметим, что в самом широком значении оно относится к любым активным системам. В этом значении оно эквивалентно термину “активность” и, безусловно, может применяться при описании и анализе очень широкого класса явлений, в том числе и психических» [Ломов, 1984, с. 192].

Размышляя о соотношении понятий «процесс» и «деятельность», А. В. Брушлинский высказывает мысль о том, что мышление как процесс формируется в познавательной деятельности, а сама деятельность представляет собой непрерывное взаимодействие человека с миром [Брушлинский, 1982]. Деятельность, таким образом, трактуется А. В. Брушлинским как первичное более широкое понятие, а «процесс» (по крайней мере, процесс мышления) — как вторичное, производное от «деятельности».

Очевидно, что излишне расширительные толкования базовых для психологии научных понятий и категорий вряд ли можно назвать конструктивными. Во-первых, «размывается» суть понятий, теряется их специфичность. Во-вторых, в силу образования зон перекрытия значений и смыслов использование таких понятий начинает сопровождаться побочными, порой неуместными, ассоциациями. При замене одного понятия другим представление о сущности психического явления, описываемого с помощью новых понятий, меняется. Часть свойств, наличие которых предполагалось в соответствии с семантическими нюансами и оттенками значения и смысла первоначально используемого понятия, элиминируется, и описываемому явлению начинают приписываться новые, не свойственные ему аспекты. В результате одно и то же по сути явление понимается разными психологами по-разному, в зависимости от того, какую систему понятий они используют для его интерпретации.

Именно это и наблюдается в отношении мышления. Замена понятия «процесс» предельно расширенным понятием «деятельность», а затем сужение понятия «деятельность» до представления о ней как о присущей человеку целенаправленной, сознательной форме поведения, привела к тому, что процесс мышления стал пониматься как деятельность человека, направленная на решение задач. Такое определение мышления воспроизводится во всех современных учебниках общей психологии. В учебнике А. Г. Маклакова, например, указывается: «Мышление всегда связано с решением той или иной задачи, возникшей в процессе познания или в практической деятельности. <…> Мышление всегда начинается с вопроса, ответ на который является целью мышления» [Маклаков, 2001, с. 300].

Чтобы развести понятия «деятельность» и «процесс» и определиться с отличием мышления как психического процесса от мыс-

лительной деятельности следует, на наш взгляд, рассматривать их через призму более широкого понятия «активность». За понятием «деятельность» представляется целесообразным закрепить проявление лишь сознательной формы активности человека, которую, как отмечал Б. Ф. Ломов, можно представить, в виде вектора м» Активность > ц, где «М» — мотив, побуждающий человека к определенной форме активности; «Ц» — цель как предполагаемый и осознаваемый человеком результат реализации данной формы активности [Ломов, 1984, с. 205].

Мотив и цель выступают в деятельности в качестве ее основных атрибутивных признаков. Мотив деятельности — это осознаваемая человеком причина или потребность, которая лежит в основе его активности, побуждает и направляет его активность на достижение определенной цели. Цель деятельности — осознаваемый человеком результат, который должен быть достигнут благодаря активности, побуждаемой мотивом.

Что касается процесса, его можно определить как форму активности, не связанной с сознанием и потому присущей не только человеку, но и животным. Вместе с тем, как и деятельность, процесс, будучи особой формой активности, также характеризуется двумя признаками: наличием причины возникновения определенной активности и ее конечного результата. Процесс, как и деятельность, можно представить в виде вектора, который выглядит следующим образом: п • Активность » р, где «П» — причина возникновения активности; «Р» — конечный результат активности.

Когда причина возникновения активности осознается, что возможно только у человека, обладающего сознанием, и осознается результат активности, но не постфактум, а еще до ее реализации, как ее возможный результат, то появляются мотив и цель активности. В этом случае активность приобретает форму деятельности. Если по отношению к процессу допустима фраза «Что происхо-

дит и почему?», то по отношению к деятельности — «Что сделать и зачем?».

Конечно же, при осуществлении человеком любой деятельности протекают различные психические процессы. Рассматривая мышление как деятельность, О. К. Тихомиров, тем не менее, считал полезным сохранить различие между понятиями «деятельность» и «процесс». Процессы он предлагал рассматривать как составляющие деятельности: «Деятельность, в том числе мыслительная, реализуется параллельными процессами, происходящими на различных уровнях, взаимодействующими между собой» [Тихомиров,

1975, с. 13]. Однако деятельность, хотя и реализуется за счет процессов, сама по себе процессом не является, как и процесс не является деятельностью.

В соответствии с общим определением деятельности можно сказать, что если человек ставит перед собой какую-либо цель и стремиться к ее достижению, то он осуществляет деятельность. Наименование, или вид, деятельности определяется ее целью, достижение которой обеспечивается функционированием различных психических процессов — и познавательных, и эмоциональных, и волевых.

Если человек поставил перед собой цель что-то вспомнить, то он начинает осуществлять мнемическую деятельность. При этом определенным образом активизируются и организуются все психические процессы, но процессы памяти, очевидно, доминируют. Если человеку нужно что-то увидеть или более внимательно рассмотреть, начинается осуществление перцептивной деятельности, в реализации которой доминирующими оказываются процессы восприятия. Когда мы говорим о мыслительной деятельности, то естественно допустить, что она реализуется на основе процессов мышления. Что же касается цели мыслительной деятельности, то для ее определения необходимо прежде всего определиться с результатом процесса мышления.

Одним из определений, в котором указывается не только функциональная специфика мышления как процесса психического отражения, но и его специфический результат, является определение В. И. Гинецинского, согласно которому «мышление — процесс отражения связей и отношений, недоступных непосредственному чувственному восприятию, сопровождающийся переживанием чувства понятности (понимания) ситуации» [Гинецинский, 1997, с. 178]. В данном определении в качестве специфического результата мышления указывается появление чувства понятности или понимания. Однако следует отметить, что, по мнению В. В. Знакова, сущность понимания и характер его соотношения с мышлением является «проблемной областью психологии мышления, которая изучена явно недостаточно» [Знаков, 1991, с. 19]. Далее он отмечает: «Исследователи до сих пор испытывают трудности с указанием той роли, которую понимание играет в мыслительной деятельности, с определением того, является ли оно компонентом, стороной, видом или одним из процессов мышления» [Там же].

С нашей точки зрения, понимание все же можно рассматривать как результат мышления, и оно означает как то, что в психике возникает отражение взаимосвязей объектов и явлений действительности, так и то, что в ней образуется определенная система связей между образами, в которых отражаются эти объекты и явления действительности. Образование в психике субъекта системы связей между образами и есть то самое понимание, которое в силу наличия у человека сознания может им переживаться. У животных, у которых нет сознания, но есть процессы мышления, связи между образами благодаря процессам мышления могут возникать. Соответственно, может возникать и понимание, которое, однако, не может осознаваться и потому не может переживаться.

Когда мы, имея в виду человека, говорим, что «он понимает», это означает, что человек осознает результаты процесса мышления,

протекающего в его психике, как процесса, в результате которого в психике образуются связи между определенными образами (или знаниями о чем-то). В то же время когда мы говорим «он пытается понять», это означает, что человек осуществляет мыслительную деятельность, направленную на установление связей между возникающими в его психике отдельными образами или отдельными знаниями. В связи с отсутствием сознания у животных использование по отношению к ним выражения «они понимают» следует признать некорректным. Животные не понимают, потому что у них нет сознания, но у них возникает понимание, потому что есть процессы мышления.

Если результатом процесса мышления является понимание, значит, целью мыслительной деятельности является не решение задачи, как это принято считать, а стремление что-то понять в этой задаче, найти и установить определенные связи и отношения между условиями, требованиями и отдельными параметрами задачи. Такое понимание цели мыслительной деятельности можно найти и в работе С. Л. Рубинштейна: «Начальным моментом мыслительного процесса обычно является проблемная ситуация. Мыслить человек начинает, когда у него появляется потребность что-то понять» [Рубинштейн, 2001, с. 317]. Поскольку понять — значит добиться понимания, можно сказать, что понимание, рассматриваемое в контексте мыслительной деятельности, выступает в качестве ее цели. При достижении цели понимание начинает выступать и в качестве результата мыслительной деятельности. Однако, рассматривая процесс мышления, мы можем говорить о понимании лишь как о его результате.

Вторым обстоятельством, обусловившим появление в психологии проблемы с пониманием сути мышления, является необоснованное признание «монопольной» принадлежности мышления только человеку. Типичная в этом смысле точка зрения на приро-

ду мышления представлена в высказывании Л. М. Веккера: «Если все предшествующие уровни и формы образной («чувственной») психики действительно являются результатом общебиологической фазы эволюции <…>, то по отношению к мышлению ситуация обратная. Совместная деятельность и общение <.> являются необходимой причиной или предпосылкой, а мышление — следствием или результатом» [Веккер, 2000, с. 169]. По мнению Л. М. Веккера, биологическая детерминация эволюционного развития психики ограничивается лишь уровнем развития сенсорно-перцептивных процессов. Далее она дополняется детерминацией социальной, которая и становится непосредственной предпосылкой и главным фактором развития мыслительных процессов.

В основе такого рода антропоцентрических представлений о сущности мышления лежат идеи неразрывной связи «мышления и речи», а также «мысли и слова». Конечно же, если утверждать, что мышление не может существовать без речи, а мысль без слова, то ничего более не остается, как признать наличие мышления лишь у человека и, соответственно, отсутствие его у животных. Но если рассматривать мышление как процесс образования связей между образами, то оно может иметь место и без речи, и без слова [Корниенко, 2009].

Очевидно, что совокупность взаимосвязанных образов или знаний, образующаяся в психике в результате процессов мышления, представляет собой новый, более сложный образ и новое, более сложное знание, для обозначения которого нами предлагается использовать всем хорошо известное, но не имеющее строго научного определения понятие «мысль» [Корниенко, 2012]. В этом случае можно сказать, что в результате процесса мышления в психике субъекта (носителя психики) возникает мысль, а появление мысли означает появление понимания. Вновь образовавшаяся мысль, представляя собой новый образ (новое знание), благодаря процес-

сам мышления может связываться с другими образами (знаниями), или мыслями. Таким образом, в психике могут образовываться как отдельные цепочки, так и целая система взаимосвязанных мыслей.

Образование цепочек из мыслей может происходить как сук-цессивно (последовательно), так и симультанно (одномоментно). В случае, если последовательность в установлении связей между мыслями приобретает целенаправленный характер, мы может говорить о возникновении произвольной регуляции процесса мышления и появлении мыслительной деятельности в форме размышления. Для обозначения симультанного механизма в образовании совокупности взаимосвязанных мыслей (образов или знаний) можно использовать понятие «инсайт», введенное В. Кёлером [Кёлер, 1981]. У человека как разумного существа, обладающего сознанием, возникновение инсайта (или спонтанного понимания) обычно осознается, т. е. происходит осознание понимания. Как правило, такие случаи осознания человеком спонтанного понимания чего-либо сопровождаются всплеском эмоциональных реакций в форме специфических переживаний, которые человек при наличии речи может выразить в словесной форме, например, возгласом «Эврика!».

В словесной форме человек может выражать не только сам факт появления мысли, но и содержание мысли. Вербальное выражение содержания мысли есть не что иное, как суждение. Если же человек в вербальной форме пытается выразить содержание не одной мысли, а цепочки мыслей, то это уже будет не суждение, а попытка рассуждения. Поскольку и суждения, и рассуждения предназначены для восприятия и понимания их содержания другим человеком, то есть являются целенаправленными, их можно рассматривать как проявление особой коммуникативной деятельности человека. В реализации этой деятельности, несомненно, принимают участие как процессы мышления, таки другие психические процессы, в частности процессы восприятия и памяти. Но непременным условием реали-

зации коммуникативной деятельности является и наличие мыслительной деятельности, равно как и перцептивной, и мнемической.

Подводя итог нашим рассуждениям, можно сказать, что вопрос о сущности процесса мышления и мыслительной деятельности требует обстоятельных научных дискуссий и научного диалога не только между учеными-психологами, но и между представителями других, смежных наук. Представленное в статье авторское понимание специфики мышления как познавательного психического процесса, результатом которого является возникновение понимания, и специфики мыслительной деятельности как специально организованной и сознательно регулируемой активности человека, направленной на достижение понимания, конечно же, может быть оспорено или подвергнуто критическому анализу. Но для этого нужно будет привести достаточно веские контраргументы и изложить свои логически и содержательно непротиворечивые соображения, мысли относительно обсуждаемых понятий. В результате мы получим новые знания и новые мысли, которые позволят продолжить научную дискуссию и будут способствовать развитию как психологии, так и науки в целом.

Литература

1. Брушлинский А. В. Мышление как процесс и проблема деятельности / А. В. Брушлинский // Вопросы психологии. — 1982. — № 2. — С. 28-40.

2. Веккер Л. М. Психика и реальность : единая теория психических процессов / Л.М. Веккер. — Москва : Смысл; Per Se, 2000. — 685 с.

3. Гинецинский В. И. Пропедевтический курс общей психологии : учебное пособие / В. И. Гинецинский. — Санкт-Петербург : Изд-во С.-Петерб. ун-та, 1997. — 200 с.

4. Знаков В. В. Понимание как проблема психологии мышления / В. В. Знаков // Вопросы психологии. — 1991. — № 1. — С. 18-26.

5. Кёлер В. Исследование интеллекта человекоподобных обезьян / В. Кёлер // Хрестоматия по общей психологии : психология мышления / под ред. Ю. Б. Гиппенрейтор, В. В. Петухова. — Москва : Изд-во Моск. унта, 1981. — С. 235-249.

6. Корниенко А. Ф. Взаимосвязь языка, мышления и сознания / А.Ф. Корниенко // Язык и мышление : психологические и лингвистические аспекты : материалы XII-й Международной научной конференции (Ульяновск, 16-19 мая 2012 г. ). — Москва : Ин-т языкознания РАН ; Ульяновск : Ульяновский гос. ун-т, 2012. — С. 40-42.

7. Корниенко А. Ф. Процессы мышления, понимания, сознания и осознания / А.Ф. Корниенко // Психология когнитивных процессов (сборник статей) / под ред. А. Г. Егорова, В. В. Селиванова. — Смоленск : Универсум, 2009. — С. 47-54.

8. Леонтьев А. Н. Лекции по общей психологии / А. Н. Леонтьев. — Москва : Смысл, 2000. — 511 с.

9. Ломов Б. Ф. Методологические и теоретические проблемы психологии / Б. Ф. Ломов. — Москва : Наука, 1984. — 445 с.

10. Маклаков А. Г. Общая психология / А. Г. Маклаков. — Санкт-Петербург : Питер, 2001. — 592 с.

11. Петровский А. В. Психология / А. В. Петровский, М. Г. Ярошев-ский. — Москва : Академия ; Высшая школа, 2000. — 512 с.

12. Рубинштейн С. Л. Основы общей психологии / С. Л. Рубинштейн. -Санкт-Петербург : Питер, 2001. — 720 с.

13. Тихомиров О. К. Актуальные проблемы развития психологической теории мышления / О. К. Тихомиров // Психологические исследования творческой деятельности. — Москва : Наука, 1975. — С. 5-22.

14. Тихомиров О. К. Информационная и психологическая теория мышления / О. К. Тихомиров // Вопросы психологии. — 1974. — № 1. — С. 40-48.

15. Тихомиров О. К. Психология мышления : учебное пособие / О. К. Тихомиров. — Москва : Изд-во Моск. ун-та, 1984. — 272 с.

© Корниенко А. Ф., 2013

Essence of Thinking Processes and Thinking Activity

A. Kornienko

The article covers the difference between the thinking as a cognitive mental process running in the subject’s mind and the thinking activity conducted by a human being. Definitions of the «activity» and «process» notions are specified. It is shown

that thinking as a process secures reflecting the interrelation between objects and phenomena of the reality as well as its appropriate understanding which is comprehensible not only to a human being, but also to an animal as well. The thinking activity is interpreted as an intentionally organized mental activity of a human being aimed at achieving understanding.

Key words: thinking process; thinking activity;

understanding; thought.

Корниенко Александр Федорович, кандидат психологических наук, доцент кафедры психологии, Академия социального образования (Казань), komiaf@inbox. ru.

Kornienko, A., PhD in Psychology, associate professor, Department of Psychology, Academy of Social Education (Kazan), [email protected].

Как определить гибкость мышления собеседника

Пару лет назад меня пригласили на отборочные туры вступительных экзаменов в Театральный институт им. Б. Щукина. Абитуриенты сильно волновались, однако я сразу обратила внимание на два разных типа поведения. Некоторые ребята, несмотря на волнение, держались довольно свободно, моментально налаживали контакт с членами приемной комиссии, живо и порой остроумно отвечали на вопросы, быстро перестраивались, если чувствовали, что не попадают в ожидания, читали стихи и отрывки из прозы, обращаясь ко всем присутствующим без исключения. Другие же были скованны, ориентировались только на председателя комиссии и известных лиц, действовали явно по заготовленному плану и не отступали от него, даже если отклика не было. Эти ребята были сосредоточены только на себе, своих переживаниях, своем отрепетированном показательном выступлении.

Мне трудно было оценить актерские таланты абитуриентов, но я отмечала их психологические качества, и гибкость являлась одной из приоритетных характеристик. Так же и в бизнесе.

Гибкость мышления, поведения, коммуникации – одно из часто встречающихся требований к кандидатам, особенно на высокую позицию. Но по каким критериям оценивать гибкость, чтобы уверенно заявить заказчику о недостатке или, наоборот, высоком уровне развития этого качества?

Когда говорят о гибкости мышления, то обычно имеют в виду его скорость, умение эффективно переключаться с одной задачи на другую, способность увидеть проблемную ситуацию с нового ракурса, отказаться от привычек и стереотипов, предложить необычные решения. Гибкость коммуникации предполагает умение чувствовать людей, готовность менять стиль общения в зависимости от специфики ситуации и особенностей собеседника, не застревать, легко переходить в разговоре или выступлении с одной темы на другую, если это необходимо. Гибкость же поведения проявляется в умении мгновенно оценивать обстоятельства, каждый раз выбирать оптимальный способ действий, вовремя корректировать первоначальные планы, естественно и оперативно адаптироваться к происходящим изменениям.

Как же распознать, гибкий ли человек?

Начнем с внешних факторов. Гибкий человек отличается живой, богатой речью. Он уверенно смотрит собеседнику в глаза. Его мимика и жестикуляция выразительны, естественны, непринужденны. Общаясь с группой людей, он всегда переводит взгляд с одного человека на другого, стараясь обращаться ко всем и каждому. Не повторяет одну и ту же мысль. Не теряется, когда собеседник вдруг перескакивает на другие темы, без труда их подхватывает. Легко приводит конкретные примеры. Обладает высокой самооценкой, уверен в себе. Отличается либеральными взглядами.

Гибкий человек легко отвечает на совершенно разноплановые вопросы (их можно задавать в намеренно быстром темпе). Он способен перестраиваться, живо реагировать на новые вводные и даже получает удовольствие от такого режима общения. «Опишите ваш трудный рабочий день», «Вы говорите, что много читаете, – как вам кажется, отражается ли характер автора в его текстах? Каким образом?», «Кто из ваших родственников является для вас вдохновляющим примером?», «Какие события из истории России кажутся вам определяющими для ее развития?» и т. п. Человека с гибким мышлением ни один вопрос не ставит в тупик, он всегда найдет достойный ответ – серьезный, обоснованный или юмористический. И ни один его ответ не будет долгим, скучным, занудным, не повторится.

Гибкий человек умеет встать на место другого. Он отлично понимает, какие чувства может испытывать собеседник, даже если это чужой человек. Отслеживает реакции собеседника, внимателен к словам и эмоциям окружающих.

Гибкий человек склонен к переменам. Он способен работать в разных отраслях и коллективах, однако не меняет каждые пару лет места работы. Частая смена работодателей говорит как раз о слабом умении адаптироваться, неспособности находить достойное место в новой команде, неготовности воспринимать новые реалии, поддерживать свою рабочую мотивацию. Гибкий человек любит путешествовать, он нуждается в разнообразии впечатлений, захватывающих эмоциях, новых и интересных идеях, которые порой рождаются именно в странствиях. Он легок на подъем. Ему вообще нравится все новое: технологии, гаджеты, машины, рестораны, книги, костюмы, прически.

Гибкий человек охотно и много рассуждает о будущем, появляющихся возможностях, развитии. Он любит приобретать опыт, учиться. Охотно читает, не жалуясь на недостаток времени. Обычно на его счету несколько разных образований, программ обучения, серьезных профессиональных курсов и управленческих школ. И он, недолго думая, всегда ответит, как он использует новые знания, какой новый опыт является для него полезным. Например: «Для меня, как для перфекциониста, услышанная однажды от коуча фраза «я не есть мой результат» стала открытием. Теперь я не сижу часами над презентациями, научился делегировать и больше доверять окружающим».

Человек, обладающий гибким мышлением, без труда может простыми, ясными, доступными словами разъяснить сложные темы и понятия. Я часто прошу уважаемых руководителей кратко объяснить суть своей работы, и, случается, такой рассказ очень ярко раскрывает психологические качества рассказчика. Гибкий человек способен говорить с собеседником на одном языке, находить оптимальный формат объяснения, не будет мучить слушателей непонятными терминами, утомительными подробностями.

На каверзный вопрос – например, «как бы вы поступили, оставшись без денег и документов в чужой стране или забыв важную презентацию в транспорте и обнаружив это перед мероприятием?» – всегда даст множество необычных, но разумных вариантов ответа.

А сколько придумаете вы?

Автор – лидер практики VIP-консультирования «Экопси консалтинга»

Что такое критическое мышление? | РБК Тренды

Критическое мышление — это система суждений, которую применяют для анализа вещей и информации, интерпретации явлений, оценки событий, а также для последующего составления объективных выводов.

Легко ли вам определять связи между идеями, замечать нестыковки в аргументации собеседника? Если да — поздравляем: вы обладаете критическим мышлением. Что это такое и при чем здесь ГЛОБУС, рассказывает Никита Непряхин.

Автор — Никита Непряхин, глава Школы критического мышления, соавтор книги «Критическое мышление», автор монографий на тему психологии, ораторского искусства и саморазвития. Лауреат премии Trainings как лучший бизнес-тренер России 2013 года.

1. В чем суть критического мышления?

Критическое мышление — это важный soft skill. Человек с развитым критическим мышлением обладает целым набором навыков — это наблюдательность и умение обосновать свою точку зрения, сосредоточенность на изучении информации и способность применять аналитические навыки в самых разных ситуациях.

2. Где может пригодиться критическое мышление?

Везде. Это не преувеличение: умение критически мыслить может пригодиться в любой сфере нашей жизни — как детям и подросткам, так и взрослым.

Человек, который обладает критическим мышлением, способен:

  • понимать логические и причинно-следственные связи между разными идеями и понятиями;
  • быстро анализировать суждения окружающих и оценивать их;
  • грамотно конструировать собственные аргументы и доносить их до окружающих;
  • замечать нестыковки, несоответствия и обыденные ошибки в логике и аргументации;
  • отмечать важность и релевантность идей общему контексту;
  • рефлексивно оценивать собственные мнения и верования.

3. Что такое ГЛОБУС?

Чтобы подробнее ответить на вопрос «как это — думать критично?», я разработал систему из шести требований [1].

Чтобы было проще их запомнить, была сформулирована простая аббревиатура — ГЛОБУС, где каждая буква раскрывает конкретный аспект понятия.

Г — гибкое мышление

Этот критерий — один из ключевых. Мир меняется с невероятной скоростью, поэтому, чтобы адаптироваться абсолютно к любым условиям, вместе с ним должны меняться и мы.

Это означает способность «жонглировать» разными вариантами действий, выходя за привычные рамки. Это умение не только быстро искать новые стратегии, но и пересматривать свои решения, отказываться от старых взглядов, если они оказались неправильными. Человек, обладающий гибким мышлением, видит ситуацию не однополярно, и даже если у него что-то не получилось, он не опускает руки, так как всегда есть другая альтернатива.

Негибкий человек — заложник своих установок и стереотипов. Он бескомпромиссен, категоричен и несговорчив. Только гибкость мышления, характера и поведения помогает избежать ненужных конфликтов и лишнего стресса.

Л — логичное изложение

Обычно, говоря о логике, мы имеем в виду способность разумно рассуждать, абстрагироваться, анализировать, делать обоснованные умозаключения и поступать последовательно.

Критическое мышление и логика — как сиамские близнецы: невозможно представить критически мыслящего человека, не способного разбираться, например, в причинно-следственных связях. Однако любая логичность бессильна сама по себе. Она будет торжествовать только при наличии других критериев.

О — обоснованные суждения

Тесно связанный с предыдущим критерием третий пункт. Критическое мышление невозможно без убедительной аргументации. Доказывая какую-либо позицию, критически мыслящий человек никогда не скажет: «Да я тебе говорю!», «Поверь мне!», «Я сказал, и точка!», «Да это и дураку понятно!». Требуя от других логичных и доказанных аргументов, он и сам никогда не скатится к голословным заявлениям.

Любой тезис он не будет воспринимать на веру без адекватной доказательной базы: подтвержденных фактов, статистических данных, основательных научных исследований, ссылок на конкретный опыт.

Б — беспристрастный подход

Это значит не подгонять логику под свои эгоистичные желания, стремиться к справедливости, быть способным контролировать свои эмоции и спокойно воспринимать действительность. Мыслить как бы от третьего лица своеобразного третейского судьи.

Пожалуй, это один из самых сложных критериев. Беспристрастным быть сложно, ведь в нашей голове много сформированных ментальных программ, внушений, верований и установок. А наше эго, порой, корыстно влияет на мысли и поступки. Чтобы этого избежать, нужно чаще задавать себе вопросы: «А не говорит ли во мне субъективное отношение?», «Нет ли в этом решении моей личной заинтересованности?», «Что бы сделал человек со стороны?» и так далее.

Абсолютной беспристрастности добиться невозможно, но стремиться к этому должен каждый.

У — упорядоченные мысли

Мыслить критически — значит мыслить упорядоченно, системно, последовательно, организованно. Это требует наведения порядка в своих мыслях. В зрелом и крепком разуме не может быть хаоса, взбалмошных, сумбурных мыслей: они рождают беспорядочную речь, затем следуют бессистемные решения, что в конечном итоге приводит к неорганизованной жизни.

Гармония может родиться только в порядке. Человек, который мыслит упорядоченно, принимает последовательные решения, системно оценивает информацию, виртуозно владеет анализом и синтезом. Его сложно запутать или сбить с четкой смысловой линии.

С — самостоятельное мышление

Критически мыслящий человек — это самостоятельно мыслящий человек. Конечно, мы можем прислушиваться к мнению окружающих, главное, чтобы это было осознанное решение. Самостоятельно мыслить нужно не вопреки, для кого-то, демонстрации взрослости и того, насколько вы оригинальны. Это нужно делать для самих себя. Иначе думать и делать выбор за вас будут другие.

Но полной автономии быть не может, это уже изоляция. Мы не Робинзоны Крузо на необитаемом острове, мы — социальные существа, взаимодействующие друг с другом и живущие в едином инфополе по особым правилам. Перефразируя известное выражение, можно сказать, что наша самостоятельность заканчивается там, где начинается самостоятельность другого.

4. Как применять критическое мышление?

Существует много способов. Профессор Саманта Агус в видеоуроке для TED-Ed предлагает пятиступенчатый подход.

  • Сформулируйте проблему. Например, вам предлагается опробовать диету, обещающую результат через две недели. Определение личной цели — сбросить вес, улучшить питание — облегчит критическую оценку этой информации и соотношение со своими потребностями.

  • Соберите информацию. Можно спросить совета у экспертов. Это поможет оценить все альтернативы.

  • Используйте информацию. Задайте себе ряд критических вопросов: «Чем я руководствуюсь в этой ситуации?», «Считаю ли я, что мне говорят правду?», «Звучит ли моя интерпретация информации осмысленной?», «Какая предстоит ответственность?».

  • Подумайте о последствиях. Допустим, кандидат во время предвыборной гонки обещает снизить стоимость бензина на заправках. Звучит отлично, но как насчет долгосрочного воздействия на окружающую среду? Всегда стоит задумываться о влиянии тех или иных решений на дальнейшие события.

  • Изучите другие точки зрения. Это поможет увидеть варианты, оценить свой выбор и принять взвешенное решение.

Как развивать критическое мышление

Научиться критическому мышлению сразу не получится. Это как изучение иностранного языка — сначала все кажется сложным и непонятным, но когда понимаешь логику, становится проще.

Чтобы развить критическое мышление, отрабатывайте навык на конкретных кейсах. Поставьте под сомнения тезисы и аргументы этой статьи, проверьте ссылки на исследования или компетентность экспертов. Затем — научитесь работать с инструментами критического мышления:

  • пользоваться методиками проверки информации;
  • учитывать когнитивные искажения;
  • не попадаться на ошибки аргументации;
  • выходить из информационных пузырей.

Виктор Мутьев, кандидат педагогических наук, доцент кафедры медиалогии и литературы, начальник отдела научных и творческих программ СПбГИК:

«Чтобы выучить иностранный язык, нас максимально погружают в языковую среду. Например, с играми освоение языка кажется увлекательным приключением, а не тяжким трудом.

С методиками критического мышления более выигрышная ситуация — мы уже погружены в среду, в которой крайне важно их применять. Остается сделать второй шаг — придумать собственный алгоритм развития навыков критического мышления. Это могут быть микроисследования с поиском первоисточников или игры на поиск большего числа эвфемизмов в политических текстах и жаргонизмов в новостных телепередачах.

Ваша задача — брать один аспект или прием критического мышления и работать с ним в разных контекстах, пытаясь понять все его возможности».

Одна из базовых методик проверки информации — «5W+H». Это система вопросов, которые следует задавать ко всей входящей информации. В короткой версии они выглядят так:

  • What? — что произошло?
  • Why? — почему это произошло?
  • Who? — кто об этом сообщил?
  • Where? — где это случилось?
  • When? — когда произошло?
  • How? — как это произошло?

Чтобы проверить подлинность новости, попробуйте найти ответы на эти шесть вопросов. Если они вас устроят, скорее всего, журналист честен, а информация правдива.

Критическое мышление входит в десятку самых важных и востребованных навыков к 2025 году по данным Всемирного экономического форума [2]. Чтобы решать сложные этические, экономические и экологические проблемы в будущем, нужно учиться работать с информацией и собственным мышлением уже сейчас.

При этом критическое мышление — не панацея. Не универсальное средство борьбы против фейковых новостей, дезинформации и ошибок аргументации. Критическое мышление создает основу для рефлексии, которая поможет справиться с неопределенностью в будущем.

Еще больше информации — в подкасте РБК Тренды о развитии критического мышления. Гость эфира — Тарас Пащенко, соавтор книги «Критическое мышление. Железная логика на все случаи жизни».

Китайский 6G возьмёт под контроль мышление человека

Разработки уже начались.

Говорят, что все трения, которые возникли между США и Китаем, в своей основе имели борьбу за технологии связи 5G, поэтому США так рьяно топят Huawei – лидера в этих разработках.

Что такого примечательного в технологии 5G?

Технология позволит передавать информацию быстрее в 100 раз, чем в сетях поколения 4G и подключить необычайно много приборов, что позволит создавать практически любые предметы и поверхности, которые будут подключены к сети от кроссовок до дверей лифта и стен домов, т.е. оцифровке подвергнется всё.

Эта технология в совокупности с искусственным интеллектом действительно грозит стране, которая первая её масштабно внедрит, дать невероятные преимущества буквально во всех сферах от военной до потребительской.

На сегодня Китай опережает все страны в разработке 5G и, желая сохранить своё лидерство, они уже приступили к 6G.

Министерство науки и технологий КНР объявило о том, что две параллельные группы займутся работами по созданию сетей 6G. В одну из них будут включены представители профильных правительственных министерств, в другую — научные институты, компании и 37 университетов. По итогам исследований они должны представить в Миннауки свои предложения.

Что нам может дать 6G?

Мы получаем сейчас невероятный объём информации от различных механических и цифровых сред, но всё равно этот объём не сопоставим с тем объёмом информации, который способен генерировать мозг человека.


 

6G позволит развиться технологиям, которые войдут в мыслительную деятельность 6 – 10 млрд человек, и даст возможность этим технологиям неограниченного обмена информацией.

Контроль такой массы информации её передача потребует новых стандартов связи. Возможно, человечество и войдёт благодаря 6G в единое информационное поле. В этой среде можно будет создать по-настоящему полноценных цифровых двойников каждого человека, которые на себя возьмут все удары судьбы, а реальному человеку останутся только небольшие хлопоты для развития себя как личности.

Как видите, такие технологии могут революционизировать не только сферы потребления, но и менять целые общества. Возможно, по силе трансформации это будет, как скачкообразный переход от рабовладельческого строя к развитой демократии. Пока этот путь трансформации находится в китайских руках. Как они распорядятся такой мощью, на этот вопрос сейчас ответить никто не сможет.

Пока мы ещё копаемся в песочнице «Магазин 4.0», а пора уже думать о следующих поколениях «Магазин 5.0» и даже «Магазин 6.0», – заглянуть в будущее из настоящего, разве это не прекрасно?

Автор Борис Агатов, Независимый эксперт по внедрению инноваций в ритейле, автор концепции «Магазин 4.0».


От автора: «Провожу корпоративные семинары по теме: «Как открыть Магазин 4.0 без ошибок». Создаю стратегию магазина 4.0, консультирую, помогаю разобраться в новых технологиях для ритейла, сравнить аналоги и выбрать оптимальный вариант для вашего бизнеса и дать новый импульс развития вашей компании при помощи новых технологий.



Связывайтесь через

Facebook.

Фундаментальные принципы мышления — ScienceDaily

Это один из самых фундаментальных вопросов нейробиологии: как люди думают? До недавнего времени казалось, что мы далеки от окончательного ответа. Однако ученые из Института когнитивных исследований человека и мозга им. Макса Планка (MPI CBS) в Лейпциге, Германия, и Института системной нейробиологии Кавли в Тронхейме, Норвегия, в том числе лауреат Нобелевской премии Эдвард И. Мозер, предлагают новое предложение: текущий выпуск журнала Science — Люди думают, используя систему навигации своего мозга.

Когда мы ориентируемся в окружающей среде, в нашем мозгу активны два важных типа клеток. Поместите клетки в гиппокамп, а клетки сетки в соседней энторинальной коре образуют цепь, которая позволяет ориентироваться и перемещаться. Команда ученых предполагает, что наша внутренняя навигационная система делает гораздо больше. Они предполагают, что эта система также является ключом к «мышлению», объясняя, почему наши знания, кажется, организованы пространственно.

«Мы считаем, что мозг хранит информацию о нашем окружении в так называемых когнитивных пространствах.Это касается не только географических данных, но и взаимосвязей между объектами и опытом », — объясняет Кристиан Доеллер, старший автор статьи и новый директор MPI CBS.

Термин «когнитивные пространства» относится к ментальным картам, на которых мы упорядочиваем наш опыт. Все, с чем мы сталкиваемся, имеет физические свойства, будь то человек или объект, и поэтому может располагаться в разных измерениях. «Если я думаю об автомобилях, я могу заказать их, например, исходя из мощности двигателя и веса.У нас были бы гоночные автомобили с мощными двигателями и малым весом, а также караваны со слабыми двигателями и большим весом, а также все их комбинации, — говорит Доеллер. — Мы можем думать о нашей семье и друзьях аналогичным образом; например, на основании их роста, юмора или дохода, кодируя их как высоких или низких, юмористических или лишенных чувства юмора, или более или менее богатых ». В зависимости от интересующих их аспектов люди могут мысленно храниться ближе друг к другу или дальше.

Теория человеческого мышления

В своем предложении Доеллер и его команда объединяют отдельные нити доказательств, чтобы сформировать теорию человеческого мышления.Теория начинается с отмеченных Нобелевской премией открытий клеток места и сетки в мозгу грызунов, которые, как впоследствии было показано, существуют у людей. Оба типа клеток демонстрируют образцы активности, отражающие, например, положение животного в пространстве, когда оно добывает себе пищу. Каждая позиция в пространстве представлена ​​уникальным образцом деятельности. Вместе активность ячеек места и ячеек сетки позволяет формировать мысленную карту окружающей среды, которая сохраняется и активируется во время последующих посещений.

Очень регулярный паттерн активации ячеек сетки можно наблюдать и у людей, но, что важно, не только во время навигации по географическим пространствам. Ячейки сетки также активны при изучении новых концепций, как показало исследование, проведенное в 2016 году. В этом исследовании добровольцы научились связывать изображения птиц, которые различались только длиной шеи и ног, с разными символами, такими как дерево. или колокольчик. Птица с длинной шеей и короткими ногами ассоциировалась с деревом, а птица с короткой шеей и длинными ногами — с колоколом.Таким образом, определенная комбинация телесных особенностей стала обозначаться символом.

В последующем тесте памяти, проведенном с помощью сканера мозга, добровольцы указали, связаны ли различные птицы с одним из символов. Интересно, что энторинальная кора головного мозга была активирована почти так же, как и во время навигации, обеспечивая систему координат для наших мыслей.

«Соединив все эти предыдущие открытия, мы пришли к предположению, что мозг хранит ментальную карту, независимо от того, думаем ли мы о реальном пространстве или о пространстве между измерениями наших мыслей.«Ход наших мыслей можно рассматривать как путь через пространства наших мыслей в различных ментальных измерениях», — объясняет Якоб Беллмунд, первый автор публикации.

Отображение нового опыта

«Эти процессы особенно полезны для того, чтобы делать выводы о новых объектах или ситуациях, даже если мы никогда их не испытывали», — продолжает нейробиолог. Используя существующие карты когнитивных пространств, люди могут предвидеть, насколько нечто новое похоже на то, что они уже знают, сопоставив это с существующими измерениями.Если они уже видели тигров, львов или пантер, но никогда не видели леопарда, мы бы поместили леопарда в такое же положение, как и другие большие кошки в нашем когнитивном пространстве. Основываясь на наших знаниях о понятии «большой кот», уже сохраненном в ментальной карте, мы можем адекватно отреагировать на встречу с леопардом. «Мы можем обобщать новые ситуации, с которыми мы постоянно сталкиваемся, и делать выводы, как нам следует себя вести», — говорит Беллмунд.

В чем уникальность человеческого мышления? | Бионаука

M Майкл Томаселло возглавляет исследовательскую группу в Институте эволюционной антропологии Макса Планка в Лейпциге.Его работа посвящена тому, как человеческое мышление качественно превосходит мышление других приматов — как мы думаем способами, недоступными для человекообразных обезьян. Его свидетельство состоит из тщательно контролируемых лабораторных экспериментов с шимпанзе и маленькими детьми. Томаселло и его соратники убедительно показывают, что существует три типа человеческого познания, только один из которых — индивидуальная интенциональность — характерен для человекообразных обезьян.

Индивидуальная преднамеренность — это поведение, ориентированное на личную цель, например, взобраться на дерево, чтобы сорвать плод или открыть коробку с угощением.Индивидуальная интенциональность предполагает высокий уровень когнитивного функционирования, потому что она включает концептуализацию конечного результата (цели) и разработку серии действий, каждое из которых оценивается на предмет эффективности его вклада в результат. Индивидуальная интенциональность может иметь социальную составляющую, например, когда один человек обращается за помощью к другому в приобретении недоступного инструмента.

Второй вид познания — это то, что Томаселло называет коллективной интенциональностью . Он пишет: «Современные люди стали культурными существами… создав… условности, нормы и институты, построенные не на личном, а на общем культурном основании.Таким образом, они стали полностью групповыми личностями »(стр. 80).

Эта форма познания коллективная , потому что люди должны вступать в сложные социальные взаимодействия с целью принятия определенных социальных норм и условностей, и это намеренно , потому что результирующие нормы и условности имеют целью продвижение некоторых форм социального взаимодействия. взаимодействие и обесценивание других. Томаселло утверждает, что у человекообразных обезьян отсутствует коллективная интенциональность.

Уникальный и ошеломляющий вклад Томаселло — это его анализ того, что он называет совместной интенциональностью , которая возникает, когда два или более человека сотрудничают для достижения общей цели.Сотрудничество — это сложная форма сотрудничества, последняя просто вовлекает всех участников в задачу, выполняющую свою роль в социальном процессе. Например, эусоциальные насекомые, в том числе термиты, муравьи и многие виды социальных пчел и ос, создают сложные и изощренные колониальные структуры, используя чисто инстинктивное поведение. Нет никаких доказательств того, что эти существа концептуализируют конечный продукт и намеренно взаимодействуют для его производства.

Сотрудничество выходит за рамки сотрудничества, объединяя сотрудников вместе в форме сетевых умов с познанием, распределенным между участниками, при этом все участники морально привержены своей роли в процессе.Совместная интенциональность — это мы-мышление , форма познания, которую понимают даже маленькие дети, но обычно недоступна нечеловеческим животным. Анализ мы-мышления Томаселло, на мой взгляд, полностью убедителен и является важным вкладом в наше понимание человеческого сотрудничества.

Стоит рассмотреть некоторые экспериментальные свидетельства, на которых основано понятие совместной интенциональности. Шимпанзе указывают так же, как и люди, но они указывают только императивно , а не декларативно .То есть шимпанзе укажет на банан, который находится вне досягаемости, и попросит смотрителя дать ей банан. Однако шимпанзе никогда не укажет, чтобы помочь смотрителю найти то, что смотритель ищет. Точно так же шимпанзе не будет интерпретировать указание смотрителя как имеющее отношение к информации.

В одном эксперименте шимпанзе знает, что лакомство спрятано в одной из двух бочек, и она может выбрать любую из бочек. Смотритель смотрит в обе бочки, немного отодвигается и указывает на одну из бочек.Затем обнаруживается, что шимпанзе выбирает каждую бочку с одинаковой частотой, что указывает на то, что она не могла интерпретировать указание смотрителя как форму информационного поведения помощи. Напротив, даже очень маленькие дети неизменно интерпретируют поведение опекуна как информационное указание, и ребенок всегда выбирает правильную бочку.

Совместная намеренность требует, чтобы участники осознавали, что у каждого из них есть определенная особая точка зрения на задачу, с неразделенными знаниями, которые должны быть предоставлены другим сотрудникам для успешного выполнения задачи.Следовательно, совместная интенциональность требует, чтобы люди понимали, что у других не только есть убеждения, но и что другие могут иметь ложных убеждений .

Стандартный тест на понимание ложных убеждений имеет следующую форму. Испытуемый и экспериментатор сидят по разные стороны стола, на котором лежат три непрозрачные перевернутые чашки. Экспериментатор помещает предмет под одну из трех чашек и уходит. Затем марионетка занимает свое место за столом и перемещает игрушку из-под одной чашки под другую.Затем кукла уходит, а через короткое время возвращается экспериментатор. Испытуемого спрашивают, где экспериментатор будет искать объект. Ребенок в возрасте до 12 месяцев — или шимпанзе любого возраста — предсказывает, что экспериментатор перевернет чашу, в которую марионетка перемещала объект, таким образом не понимая, что экспериментатор, который не был свидетелем поведения марионетки, будет иметь ложное убеждение относительно местонахождения игрушки. Ребенок старше 12 месяцев правильно предсказывает, что экспериментатор будет смотреть не под ту чашку.

Томаселло делает вывод из этого и связанных с ним экспериментов, что человеческое мышление в основе своей кооперативно и основано на совместной интенциональности, тогда как мышление других приматов в первую очередь соревновательно и основано на индивидуальной интенциональности. Он называет это гипотезой общей интенциональности .

Разработав концепции индивидуальной, совместной и коллективной интенциональности, Томаселло объясняет, как последние два, присутствующие у людей и отсутствующие у обезьян, могли развиться.Он утверждает, что наши предки-охотники-собиратели сначала отличались от других приматов, развивая мелкомасштабное, в основном диадическое сотрудничество в охоте и собирательстве. Участники такого масштабного сотрудничества создавали общие цели и общее внимание, закладывая основу для совместного социального взаимодействия.

Согласно этой учетной записи, особи с повышенной способностью к сотрудничеству будут ценными партнерами в поисках пищи. Следовательно, они будут более успешными охотниками, будут привлекательными помощниками и будут иметь больше потомства.Эти потомки унаследуют способность к совместной интенциональности и предрасположенность к сотрудничеству с другими, что приведет к эволюционному успеху их совместных способностей. Томаселло считает, что этот совместный шаг начался вскоре после появления первых гомининов около 2 миллионов лет назад.

Томаселло предполагает, что сотрудничество в этот период можно смоделировать как охоту на оленей . В игре «Охота на оленей» два игрока могут идти в одиночку и рассчитывать поймать кролика стоимостью 1, или они могут сотрудничать и рассчитывать, например, поймать оленя стоимостью 4.Но если один выбирает оленя, а другой — кролика, охотник на оленей получает 0. Легко видеть, что это чисто координационная игра, в которой охота на оленя лучше для обоих игроков, но они все равно могут потерпеть неудачу. сотрудничать, потому что каждый подозревает, что другой не может сотрудничать. Некооперативное решение — это в основном то, что делают нечеловеческие приматы, тогда как совместное решение — это то, что люди эволюционировали, чтобы делать через приверженность совместной намеренности.

Томаселло предлагает простой набор условий, ведущих от совместной к коллективной преднамеренности.Томаселло утверждает, что по мере того как человеческие популяции начали расти в размерах и конкурировать друг с другом, групповая жизнь в целом превратилась в одну большую совместную деятельность, создав гораздо более крупный и постоянный общий мир , то есть культуру. В результате групповое мышление всех членов культурной группы было основано на новой способности строить общую культурную почву через общеизвестные культурные условности, нормы и институты.

Именно в этот период развился язык.Для диадического сотрудничества подойдут простые жесты и указания, но когда в сотрудничестве участвует много людей, некоторые из которых являются незнакомцами, необходим более широкий набор инструментов коммуникации, и язык восполняет эту потребность.

Несмотря на элегантность этой эволюционной истории, ее точность сомнительна. В палеоантропологических записях нет свидетельств предка гоминина, социальная организация которого была основана, по словам Томаселло, на «сотрудничестве… между ad hoc парами особей.«Ранние гоминины в период перехода от плиоцена к плейстоцену были падальщиками (Бинфорд, 1985, Блюменшин и др., 1994, Домингес-Родриго и Барба, 2006, МакФеррон и др., 2010), скоординированных коллективных действий которых было достаточно, чтобы оттолкнуть хищники, которые напали и убили добычу. До появления отравленных копий и стрел с каменными наконечниками, которое произошло сравнительно недавно, активное преследование крупной добычи несколькими охотниками было, вероятно, невозможно (Sahle et al. 2013). И добыча мусора, и охота в лесах и лесах плейстоцена вовлекали большинство здоровых мужчин в группу, действовавшую коллективно, рассредоточившись по большой территории в поисках добычи.Когда один из членов отряда обнаруживал добычу, других призывали отгонять хищников камнями и копьями. Затем они несли добычу, которая могла быть довольно большой, обратно на домашнюю базу, где мясо можно было приготовить и разделить.

Представление о том, что очень небольшие группы охотников могут образовывать коалиции и охотиться отдельно от других небольших групп охотников, безусловно, возможно, но оно не находит подтверждения в палеоантропологических данных. Кроме того, современные группы охотников-собирателей, которых насчитывается более 1000 по всему миру, почти всегда охотятся коллективно и придерживаются сложных социальных норм для равноправного распределения мяса крупных животных.Основная причина коллективной охоты заключается в том, что поимка крупной добычи является редким и непредсказуемым событием, поэтому коллективное участие в охоте снижает стохастичность отдачи до приемлемого уровня (Lewis et al. 2014)

Если эти наблюдения точны, наиболее вероятно, что ранние виды гомининов развили грубое, но эффективное коллективно интенциональное общество с нормами, условностями и сложными формами общения, которые дали этому виду эволюционное преимущество над многими видами гомининов того времени, которые боролись за контроль над охотником — собирайте нишу в лесу и в лесу.Томаселло выдвигает гипотезу о том, что переход от совместной интенциональности к коллективной интенциональности должен был подождать, пока не достигнет высокого уровня популяция людей и межполосная конкуренция. Тем не менее, сообщества охотников-собирателей с коллективной охотой появляются в летописи окаменелостей задолго до того, как в современную эпоху начался рост человеческого населения, и межзонная война, вероятно, никогда не была незначительной для наших предков-гомининов (Bowles and Gintis 2011). Следовательно, общества «совместной интенциональности» вообще не существовало.

Точно так же представление о том, что человеческий язык является современной адаптацией к высокой плотности населения и войне, не является правдоподобным. Человеческий язык возник, по всей вероятности, более 700 000 лет назад (Dediu and Levinson 2013), хотя, возможно, он принял свою современную форму намного позже, между 100 000 и 50 000 лет назад (Либерман и Маккарти, 2007). Однако рост населения Земли начался всего 10 000 лет назад.

Важной жертвой этих фактов является утверждение Томаселло о том, что раннее сотрудничество гомининов может быть смоделировано как охота на оленей.Суть игры в охоту на оленей заключается в том, что у каждого агента есть стимул к сотрудничеству при условии, что это делают все остальные. Если в общей сумме группового выигрыша nb при затратах c < b на себя, и предполагая, что групповой выигрыш делится поровну между игроками, игрок будет сотрудничать при условии, что b ÷ n > с . Это может быть верно для n = 2 или n = 3, но маловероятно, что отдача от сотрудничества превышает затраты более чем в три раза.В типичной группе охотников, в которую может входить от 8 до 16 человек, у каждого есть стимул уклоняться. Следовательно, правильная игра, описывающая совместную охоту, с большей вероятностью будет игрой общественных благ , чем охотой на оленей. Фактически, мы знаем, что современные люди имеют генетические предрасположенности, которые позволяют им развивать социальные институты, способствующие сотрудничеству в таких играх с общественными благами (Fehr and Gintis 2007, Bowles and Gintis 2011).

Томаселло обращается к Skyrms (2004) за поддержкой в ​​утверждении, что охота на оленей является подходящим инструментом для анализа человеческого сотрудничества.Однако аргумент Скайрма не правдоподобен для игр с более чем двумя игроками, и он сомнителен даже для n = 2. В последнем случае, если задача требует, чтобы два человека успешно завершили работу, можно обычно уклоняться от некоторых степени, в надежде, что другой воспользуется слабиной. Это нарушает условия охоты на оленей. Как только мы добавим в смесь нескольких игроков и переменные усилия, охота на оленей развалится.

Более того, эта зависимость от охоты на оленей привела Томаселло в заблуждение в оценке важности альтруизма, который заменяется мутуализмом в охоте на оленей, в развитии сотрудничества между людьми.Это убеждение не имеет смысла. Во-первых, совместная намеренность включает в себя совместную приверженность группе сотрудников, а приверженность означает, что именно каждый член соблюдает цели группы, даже когда его лучший эгоистичный интерес заключался бы в том, чтобы отказаться от сотрудничества или, по крайней мере, уменьшить свой вклад в группу. усилия — для достижения других личных целей. С другой стороны, идея о том, что большая часть человеческого сотрудничества является либо совместной, либо коллективной интенциональностью, просто не соответствует действительности. Помощь и наказание, основанные на альтруизме, возникают во многих критических ситуациях, в которых нет никакого сотрудничества.Если мне подсказывает незнакомец или пассажиры воздушного судна внимательны друг к другу, эти формы просоциальности являются альтруистическими в самом строгом смысле этого слова. Но никакого сотрудничества здесь нет. Более того, человеческая мораль включает такие добродетели характера, как честность и храбрость, ради которых люди жертвуют личной выгодой ради чести, даже когда у них нет чувств к тем, кто извлекает выгоду из их добродетелей, и когда они не могут получить материальную выгоду из своей честности. Это альтруизм без сотрудничества.

История социальной эволюции человека еще не написана (Gintis et al. 2015), и гипотеза общей интенциональности Томаселло, вероятно, является важной частью этой истории. Но его утверждение, что намеренное сотрудничество «в первую очередь отвечает» за человеческое сотрудничество, неправдоподобно хотя бы потому, что маловероятно, что какой-либо один фактор в первую очередь ответственен за что-либо в эволюции человека. Мы являемся продуктом сложной, многогранной эволюционной динамики, и чем глубже мы исследуем свое происхождение как вида, тем больше чудесных граней мы обнаруживаем.

Цитированная литература

.

Предки человека: изменение взглядов на свое поведение

,

Журнал антропологии и археологии

,

1985

, vol.

4

(стр.

292

327

),,.

Конкуренция за туши и ранняя поведенческая экология гоминидов: тематическое исследование и концептуальная основа

,

Journal of Human Evolution

,

1994

, vol.

27

(стр.

197

213

),.,

Кооперативные виды: человеческая взаимность и ее эволюция

,

2011

Princeton University Press

,.

О древности языка: переосмысление языковых возможностей неандертальцев и их последствия

,

Границы в психологии

,

2013

,.

Новые оценки частоты следов от зубов и ударов на участке ФЛК Зиндж: гипотеза плотоядных, гоминид-хищных животных опровергнута

,

Journal of Human Evolution

,

2006

, vol.

50

(стр.

170

194

),.

Мотивация человека и социальное сотрудничество: экспериментально-аналитические основы

,

Годовой обзор социологии

,

2007

, т.

33

(стр.

43

64

),,.

Эволюционное происхождение политических систем человека

,

Текущая антропология

,

2015

,,,,.

Высокая мобильность объясняет разделение спроса и принудительное сотрудничество эгалитарных охотников-собирателей

,

Nature Communications

,

2014

, vol.

5

,.

Отслеживание эволюции языка и речи: сравнение речевых трактов для определения речевых способностей

,

Expedition

,

2007

, vol.

49

(стр.

15

20

),,,,,,,.

Доказательства потребления тканей животных с помощью каменных орудий до 3,39 миллиона лет назад в Дикике, Эфиопия

,

Nature

,

2010

, vol.

466

(стр.

857

860

),,,,,,.

Самые ранние снаряды с каменными наконечниками из Эфиопского разлома датируются более чем 279000 лет назад

,

PLOS ONE

,

2013

, vol.

8

. ,

Охота на оленей и эволюция социальной структуры

,

2004

Cambridge University Press

© Автор (ы) 2015. Опубликовано Oxford University Press от имени Американского института биологических наук. Все права защищены. Для получения разрешений, пожалуйста, пишите на электронную почту: журналы[email protected].

достигли ли мы предела знаний?

Несмотря на огромные достижения науки за последнее столетие, наше понимание природы все еще далеко от завершения. Ученым не только не удалось найти Святой Грааль физики — объединение очень большого (общая теория относительности) с очень малым (квантовая механика) — они до сих пор не знают, из чего состоит подавляющее большинство Вселенной. Востребованная Теория Всего продолжает ускользать от нас.Есть и другие выдающиеся загадки, например, как сознание возникает из простой материи.

Сможет ли наука дать ответы на все вопросы? Человеческий мозг — продукт слепой и неуправляемой эволюции. Они были созданы для решения практических проблем, препятствующих нашему выживанию и воспроизводству, а не для того, чтобы распутать ткань Вселенной. Это осознание привело к тому, что некоторые философы приняли любопытную форму пессимизма, утверждая, что неизбежны вещи, которых мы никогда не поймем.Поэтому человеческая наука однажды достигнет жесткого предела — и, возможно, уже достигла этого.

Некоторые вопросы могут остаться тем, что американский лингвист и философ Ноам Хомский назвал «загадками». Если вы думаете, что одни только люди обладают неограниченными познавательными способностями — что отличает нас от всех других животных — вы не полностью усвоили идею Дарвина о том, что Homo Sapiens в значительной степени является частью мира природы.

Но действительно ли этот аргумент верен? Учтите, что человеческий мозг эволюционировал не для того, чтобы открывать собственное происхождение.И все же как-то нам это удалось. Возможно, пессимистам чего-то не хватает.

Мистерианские аргументы

«Мистерианские» мыслители придают большое значение биологическим аргументам и аналогиям. В своей знаменательной книге 1983 года «Модульность разума» покойный философ Джерри Фодор утверждал, что обязательно должны быть «мысли, которые мы неспособны мыслить».

Точно так же философ Колин МакГинн в серии книг и статей утверждал, что все умы страдают от «когнитивной закрытости» в отношении определенных проблем.Так же, как собаки или кошки никогда не поймут простые числа, человеческий мозг должен быть закрыт от некоторых чудес света. Макгинн подозревает, что причина, по которой философские загадки, такие как проблема разума / тела — как физические процессы в нашем мозгу порождают сознание — оказываются неразрешимыми, заключается в том, что их истинные решения просто недоступны для человеческого разума.

Если Макгинн прав в том, что наш мозг просто не приспособлен для решения определенных проблем, нет смысла даже пытаться, поскольку они будут продолжать сбивать нас с толку и сбивать с толку.Сам Макгинн убежден, что на самом деле существует совершенно естественное решение проблемы разума и тела, но человеческий мозг никогда не найдет его.

Даже психолог Стивен Пинкер, которого часто обвиняют в научном высокомерии, с пониманием относится к аргументам мистиков. Он утверждает, что если нашим предкам не нужно было понимать более широкий космос, чтобы распространять свои гены, почему естественный отбор дал нам мозги для этого?

Шикарные теории

Мистериане обычно представляют вопрос о когнитивных пределах в суровых, черных или белых выражениях: либо мы можем решить проблему, либо она навсегда бросит нам вызов.Либо у нас есть когнитивный доступ, либо мы страдаем от замкнутости. В какой-то момент человеческое исследование внезапно врежется в метафорическую кирпичную стену, после чего мы будем навсегда обречены смотреть в пустом непонимании.

Однако другая возможность, которую мистики часто упускают из виду, — это медленно убывающая отдача. Достижение пределов исследования может быть не столько похоже на удар о стену, сколько на то, чтобы увязнуть в трясине. Мы продолжаем замедляться, даже если прилагаем все больше и больше усилий, и все же нет дискретной точки, за которой дальнейший прогресс вообще становится невозможным.

В тезисе мистиков есть еще одна двусмысленность, на которую мой коллега Майкл Флерик и я указали в академической статье. Утверждают ли мистики, что мы никогда не найдем истинную научную теорию какого-либо аспекта реальности, или, наоборот, что мы вполне можем найти эту теорию, но никогда по-настоящему ее не поймем?

В научно-фантастическом сериале «Автостопом по Галактике» инопланетная цивилизация строит огромный суперкомпьютер, чтобы вычислить ответ на главный вопрос жизни, Вселенной и всего остального.Когда компьютер наконец объявляет, что ответ — «42», никто не понимает, что это означает (фактически, они продолжают строить еще больший суперкомпьютер, чтобы точно это выяснить).

Остается ли вопрос «загадкой», если вы пришли к правильному ответу, но не понимаете, что он означает, или не можете осмыслить его? Мистериане часто объединяют эти две возможности.

В некоторых местах Макгинн предполагает, что проблема разума и тела недоступна для человеческой науки, предположительно имея в виду, что мы никогда не найдем истинную научную теорию, описывающую связь разума и тела.Однако в другие моменты он пишет, что проблема всегда будет оставаться «невероятно сложной для понимания» для людей и что «голова кружится в теоретическом беспорядке», когда мы пытаемся думать о ней.

Это говорит о том, что мы вполне можем прийти к истинной научной теории, но она будет иметь качество, подобное 42. Но опять же, некоторые люди возразят, что это уже верно для теории, подобной квантовой механике. Даже квантовый физик Ричард Фейнман признал: «Я думаю, я могу с уверенностью сказать, что никто не понимает квантовую механику.”

Могут ли мистики сказать, что мы, люди, «когнитивно закрыты» для квантового мира? Согласно квантовой механике, частицы могут находиться в двух местах одновременно или случайным образом вылетать из пустого пространства. Хотя это чрезвычайно сложно понять, квантовая теория приводит к невероятно точным предсказаниям. Явление «квантовой странности» было подтверждено несколькими экспериментальными испытаниями, и теперь ученые также создают приложения, основанные на этой теории.

Мистериане также склонны забывать о том, насколько ошеломляющими были некоторые более ранние научные теории и концепции, когда они изначально предлагались.Ничто в нашей когнитивной структуре не подготовило нас к теории относительности, эволюционной биологии или гелиоцентризму.

Мы когнитивно закрыты для космологии?
Мохамед Али Эльмешад / Shutterstock

Как пишет философ Роберт Макколи: «Когда впервые выдвигались предположения о том, что Земля движется, что микроскопические организмы могут убивать людей и что твердые объекты — это в основном пустое пространство, они не меньше противоречили интуиции и здравому смыслу, чем самые противоречивые последствия. квантовой механики доказали нам в двадцатом веке.Проницательное наблюдение Макколи дает повод для оптимизма, а не пессимизма.

Расширение разума

Но может ли наш маленький мозг действительно ответить на все мыслимые вопросы и понять все проблемы? Это зависит от того, говорим мы о голом мозге без посторонней помощи или нет. Есть много вещей, которые вы не можете сделать своим голым мозгом. Но Homo Sapiens — это вид, производящий орудия труда, и он включает в себя ряд когнитивных инструментов.

Например, наши органы чувств без посторонней помощи не могут обнаружить УФ-свет, ультразвуковые волны, рентгеновские лучи или гравитационные волны.Но если у вас есть какие-то причудливые технологии, вы сможете обнаружить все эти вещи . Чтобы преодолеть ограничения нашего восприятия, ученые разработали набор инструментов и методов: микроскопы, рентгеновскую пленку, счетчики Гейгера, детекторы радиоспутников и так далее.

Все эти устройства расширяют досягаемость нашего разума, «переводя» физические процессы в некоторый формат, который наши органы чувств могут переварить. Так мы воспринимаем «закрыты» для ультрафиолетового света? В каком-то смысле да. Но только не с учетом всего нашего технологического оборудования и измерительных приборов.

Аналогичным образом мы используем физические объекты (например, бумагу и карандаш), чтобы значительно увеличить объем памяти нашего голого мозга. Согласно британскому философу Энди Кларку, наш разум буквально простирается за пределы нашей кожи и черепа в форме ноутбуков, экранов компьютеров, карт и ящиков для документов.

Mathematics — еще одна фантастическая технология расширения разума, которая позволяет нам представлять концепции, о которых мы не могли придумать своим голым мозгом. Например, ни один ученый не мог надеяться сформировать мысленное представление обо всех сложных взаимосвязанных процессах, из которых состоит наша климатическая система.Именно поэтому мы создали математические модели и компьютеры, которые сделают за нас тяжелую работу.

Накопительное знание

Самое главное, мы можем расширить свой разум до мыслей наших собратьев. Что делает наш вид уникальным, так это то, что мы способны к культуре, в частности к накоплению культурных знаний. Человеческий мозг намного умнее любого отдельного мозга.

А совместное предприятие по преимуществу — это наука.Само собой разумеется, что ни один ученый не сможет разгадать тайны космоса в одиночку. Но все вместе они это делают. Как писал Исаак Ньютон, он мог видеть дальше, «стоя на плечах гигантов». Сотрудничая со своими коллегами, ученые могут расширить границы своего понимания, достигнув гораздо большего, чем любой из них был бы способен индивидуально.

Сегодня все меньше и меньше людей понимают, что происходит на переднем крае теоретической физики — даже физики.Объединение квантовой механики и теории относительности, несомненно, будет чрезвычайно сложной задачей, иначе ученые уже давно это сделали бы.

То же верно и для нашего понимания того, как человеческий мозг порождает сознание, смысл и намерение. Но есть ли веские основания полагать, что эти проблемы навсегда останутся вне досягаемости? Или что наше чувство недоумения, когда мы думаем о них, никогда не уменьшится?

В публичных дебатах, которые я модерировал несколько лет назад, философ Дэниел Деннетт указал на очень простое возражение против аналогий мистиков с разумом других животных: другие животные не могут даже понять вопросы.Мало того, что собака никогда не поймет, есть ли наибольшее простое число, она никогда даже не поймет вопроса. Напротив, люди могут задавать вопросы друг другу и себе, размышлять над этими вопросами и при этом придумывать все более совершенные и уточненные версии.

Мистериане приглашают нас представить себе существование класса вопросов, которые сами по себе совершенно понятны людям, но ответы на которые навсегда останутся недосягаемыми. Действительно ли это представление правдоподобно (или даже логично)?

Инопланетные антропологи

«Простаки.’
Себастьян Каулитцки / Shutterstock

Чтобы увидеть, как эти аргументы сходятся воедино, проведем мысленный эксперимент. Представьте себе, что какие-то инопланетные «антропологи» посетили нашу планету около 40 000 лет назад, чтобы подготовить научный отчет о когнитивном потенциале нашего вида. Сможет ли эта странная голая обезьяна когда-нибудь узнать о структуре своей солнечной системы, искривлении пространства-времени или даже о своем собственном эволюционном происхождении?

В то время, когда наши предки жили небольшими группами охотников-собирателей, такой исход мог казаться весьма маловероятным.Хотя люди обладали довольно обширными знаниями о животных и растениях в их непосредственной среде обитания и знали достаточно о физике повседневных предметов, чтобы ориентироваться в них и придумывать некоторые умные инструменты, не было ничего похожего на научную деятельность.

Не было ни письма, ни математики, ни искусственных устройств для расширения диапазона наших органов чувств. Как следствие, почти все представления этих людей о более широкой структуре мира были полностью ошибочными.Люди не имели представления об истинных причинах стихийных бедствий, болезней, небесных тел, смены времен года или почти любого другого природного явления.

Наш внеземной антрополог мог бы сообщить следующее:

Evolution оснастила эту прямую ходячую обезьяну примитивными органами чувств, чтобы улавливать некоторую информацию, имеющую отношение к ним на местном уровне, такую ​​как колебания в воздухе (вызываемые близлежащими объектами и людьми) и электромагнитные волны в диапазоне 400-700 нанометров, а также некоторые более крупные молекулы, рассеянные в их атмосфере.

Мы прошли долгий путь.
iurii / Shuttestock

Однако эти существа совершенно не обращают внимания на все, что выходит за пределы их узкого диапазона восприятия. Более того, они не могут даже увидеть большинство одноклеточных форм жизни в своей собственной среде, потому что они слишком малы для их глаз. Точно так же их мозг эволюционировал, чтобы думать о поведении объектов среднего размера (в основном твердых) в условиях низкой гравитации.

Ни один из этих землян никогда не выходил из гравитационного поля своей планеты, чтобы испытать невесомость, или не получал искусственного ускорения, чтобы испытать более сильные гравитационные силы. Они не могут даже представить себе искривление пространства-времени, поскольку эволюция заложила геометрию пространства нулевой кривизны в их крошечный мозг.

В заключение мы с сожалением сообщаем, что большая часть космоса просто за пределами их понимания.

Но эти инопланетяне были абсолютно неправы.Биологически мы ничем не отличаемся от того, чем были 40 000 лет назад, но теперь мы знаем о бактериях и вирусах, ДНК и молекулах, сверхновых звездах и черных дырах, полном диапазоне электромагнитного спектра и множестве других странных вещей.

Мы также знаем о неевклидовой геометрии и кривизне пространства-времени благодаря общей теории относительности Эйнштейна. Наш разум «протянул руку» к объектам, находящимся в миллионах световых лет от нашей планеты, а также к чрезвычайно крошечным объектам, находящимся далеко за пределами восприятия наших органов чувств.Используя различные уловки и инструменты, люди значительно расширили свое владение миром.

Вердикт: биология не судьба

Приведенный выше мысленный эксперимент должен быть советом против пессимизма в отношении человеческого знания. Кто знает, какие еще устройства, расширяющие разум, мы используем, чтобы преодолеть наши биологические ограничения? Биология — это не судьба. Если вы посмотрите на то, чего мы уже достигли за несколько веков, любые опрометчивые заявления о когнитивном закрытии кажутся весьма преждевременными.

Мистериане часто на словах признают ценности «смирения» и «скромности», но при ближайшем рассмотрении их позиция гораздо менее сдержанна, чем кажется. Возьмем, к примеру, уверенное заявление МакГинна о том, что проблема разума и тела — это «величайшая тайна», которую мы «никогда не раскроем». Делая такое заявление, Макгинн предполагает знание трех вещей: природы самой проблемы разума и тела, структуры человеческого разума и причины, по которой они никогда не встретятся. Но Макгинн предлагает лишь поверхностный обзор науки о человеческом познании и мало или вообще не обращает внимания на различные устройства для расширения разума.

Думаю, пора перевернуть столы с загадочными людьми. Если вы утверждаете, что какая-то проблема навсегда ускользнет от человеческого понимания, вы должны подробно показать, почему никакая возможная комбинация устройств расширения разума не приблизит нас к решению. Это более высокий орден, чем признают большинство мистиков.

Более того, объясняя, почему некоторые проблемы останутся загадочными, загадочные персонажи рискуют быть поднятыми их собственной петардой. Как писал Деннет в своей последней книге: «Как только вы формулируете вопрос, на который, как вы утверждаете, мы никогда не сможем ответить, вы запускаете тот самый процесс, который вполне может доказать, что вы неправы: вы поднимаете тему исследования.”

В одной из своих печально известных меморандумов по Ираку бывший министр обороны США Дональд Рамсфелд проводит различие между двумя формами невежества: «известные неизвестные» и «неизвестные неизвестные». К первой категории относятся вещи, о которых мы знаем, чего не знаем. Мы можем сформулировать правильные вопросы, но пока не нашли ответов. А еще есть вещи, о которых «мы не знаем, мы не знаем». По этим неизвестным неизвестным мы пока не можем даже сформулировать вопросы.

Совершенно верно, что мы никогда не сможем исключить возможность существования таких неизвестных неизвестных, и что некоторые из них навсегда останутся неизвестными, потому что по какой-то (неизвестной) причине человеческий интеллект не справляется с этой задачей.

Но важно отметить, что об этих неизвестных неизвестных ничего нельзя сказать о них. С самого начала предполагать, что некоторые неизвестные неизвестные всегда останутся неизвестными, как это делают мистики, — это не скромность — это высокомерие.

Ваш думающий мозг | AMNH

Мыслитель — Роден Скульптура из бронзы и мрамора, 1902 г.

«Я думаю, значит, я.»- Рене Декарт, французский математик и философ (1596-1650)

Если есть одна вещь, которая отличает вас от других животных, это ваша способность мыслить. Люди не просто реагируют на мир как он есть: Мы размышляем о прошлом, представляем, что могло бы быть, а затем планируем способы воплотить наши мысли в реальность. Расширенный внешний слой нашего мозга, или кора головного мозга, позволяет нам помнить прошлые события и предсказывать будущие последствия наших действий, прежде чем мы примем решения. Мы можем думать о мышлении и использовать язык, чтобы обмениваться этими мыслями с другими.

Как это работает

Ваш мозг — ключ к вашему интеллекту. Однако есть много разных способов определить и измерить интеллект, потому что он включает в себя множество видов мышления и использует многие части мозга. Интеллект включает в себя такие вещи, как скорость обработки данных, память, сочувствие, креативность и возможность взаимодействия, а также способность связать все это воедино. Откуда берется ваш уникальный индивидуальный интеллект? Некоторые из ваших способностей закодированы в вашей ДНК. Но ваш мозг также формируется вашим индивидуальным опытом — взаимодействием между вашими генами и окружающей средой.

Вот некоторые важные функции, которые контролирует ваш мыслящий мозг:

Язык

Человеческий мозг создан для языка. Но язык не просто передает наши мысли. Язык также помогает воплотить эти мысли в жизнь, предоставляя концепции, которыми мы думаем, и правила для их связывания. Что отличает нашу способность использовать язык от способов общения других животных?


Память

Воспоминания — это повторное срабатывание тех же нейронов, которые активировались, когда у вас впервые возникла конкретная мысль или опыт.Вы действительно можете увидеть изменения в нейронах, когда формируются воспоминания. По мере обучения синапсы могут становиться сильнее. Но воспоминания часто беспорядочные и ненадежные. Так почему же тогда существуют воспоминания?

Рассуждения

Возможности вашего мозга поразительны. Вы можете жить настоящим моментом, размышлять о прошлом или воображать будущее. Вы можете позволить своим мыслям блуждать в новом направлении — или научите их закрывать мир и сосредотачиваться внутри. Как ваш мозг помогает вам рассуждать, планировать, делать выбор и устанавливать свои цели?

Двухэтапная теория эволюции человеческого мышления

Социальные аккаунты с объективным содержанием, такие как тот, который был предложен Томаселло (2014), традиционно сталкиваются с «существенным напряжением» (Hutto and Satne 2015).Напряжение заключается в следующем: в то время как социальность считается основой мышления, для объяснения социальности, по-видимому, обязательно предполагается какая-то форма мышления. В этой статье я анализирую двухэтапную теорию эволюции человеческого мышления Томаселло в свете этой проблемы. Хотя его теория в принципе подходит для решения этой проблемы, я утверждаю, что специфика первого шага и концепция перспективы, которая его пронизывает, в этом отношении проблематичны. В заключение я кратко обрисую альтернативу.

1 Введение

Как может что-то такое, как довольные состояния ума, существовать в естественном мире? Как мысли могут быть объективными, то есть как они могут относиться к вещам за пределами самих себя? Как в естествознании появилась способность к объективному мышлению?

Любые предлагаемые натуралистические объяснения объективного содержания должны (i) не предполагать объективного содержания и (ii) иметь признанные научные данные.

Попытки дать ответ на эту загадку можно схематично классифицировать по трем различным типам теории.Я следую примеру Хогеланда, называя эти три основных типа неокартезианскими, неопихевиористскими и неопрагматическими. Неокартезианцы привержены идее, что ментальные содержания исходны для индивидуального разума и предшествуют существованию социокультурных практик. Среди сторонников такой точки зрения — Фодор и Милликен. Необихевиоризм определяется его осторожным отношением к допущению существования ментальных состояний; наоборот, он отображает контент в терминах преднамеренных приписываний. Дэниел Деннет — известный сторонник такой позиции.Наконец, неопрагматизм рассматривает социальные практики как основу возникновения контента. Они утверждают, что «содержательные токены, [например, ментальное содержание], подобно ритуальным объектам, обычным действиям и инструментам, занимают определенные ниши в социальной ткани — и эти ниши «определяют» их как то, чем они являются. Только благодаря таким культурно установленным ролям токены вообще могут иметь содержание »(Haugeland 1990, p. 404).

Работы Томаселло по филогенезу и онтогенезу человеческого мышления совпадают с третьей группой.Он открыто отстаивает эту точку зрения с самого начала своей книги A Natural History of Human Thinking : «[Мышление] — это уединенное занятие, конечно, но на инструменте, сделанном другими для этой общей цели после многих лет игры и обучения. от других практикующих […]. Человеческое мышление — это индивидуальная импровизация, опутанная социокультурной матрицей »(стр. 1). Таким образом, неудивительно, что его философскими соратниками, среди прочих, являются Витгенштейн, Брандом, Гегель, Выготский, Пиаже и Дэвидсон, каждый из которых спокойно встает на сторону вышеупомянутого социального конструктивизма и неопрагматизма.

Основная идея, которую Томаселло разрабатывал на протяжении многих лет, заключается в том, что отличительная тенденция к сотрудничеству в сочетании со способностью к социокультурному обучению, поддерживаемым экологическими каркасами, сыграла решающую роль в обеспечении появления содержательных форм познания (Томаселло 1999).

За прошедшие годы у многих возникли подозрения относительно перспектив успеха такой социальной стратегии. Считается, что стратегия социального конструктивизма заключает в себе существенное напряжение (Hutto and Satne 2015).Проблема, о которой идет речь, может быть легко обнаружена, если мы четко обозначим линию рассуждений, которая, кажется, лежит в основе большинства попыток объяснить происхождение контента в социальных терминах:

  1. Содержательная интенциональность (т. Е. Объективное мышление) развивается через социальное сотрудничество и участие в социокультурных практиках;

  2. Участие и освоение социокультурных практик требует интеллекта;

  3. Интеллект требует преднамеренности;

  4. Намерение требует содержания (т.е. объективное мышление).

Если интенциональность зависит от социальных практик, то как мы вообще вообще можем участвовать в социальных практиках, поскольку для этого требуется набор сложных способностей (например, способности к обучению, способность идентифицировать объекты и ситуации и т. Д.), Которые бесспорно предполагают наличие овладение такими преднамеренными способностями? Если на это существенное противоречие не будет дан удовлетворительный ответ, стратегия социального конструктивизма обречена.

Новая книга Томаселло может решить эту проблему неопрагматизма. Это будет заключаться в различении двух видов интенциональности, а именно, совместной интенциональности и коллективной интенциональности . Эта стратегия имеет преимущество, с одной стороны, в признании того факта, что только обладающие разумом люди могут укрывать состояния с правильным содержанием для участия в практиках обучения у других (помимо практик изучения языка, которые являются ключевыми для объективного мышления, стратегий для поиска пищи). , охота и т. д.), в то же время обеспечивая социальный конструктивистский, неопрагматический подход к появлению объективного содержания в мире природы: особая способность, которая позволяла людям развлекать объективные мысли, имеет особую ценность. естественная история, в которой социальные формы взаимодействия и сотрудничества играли существенную роль.

Понятие совместной интенциональности обещает описать набор способностей, которыми существо способно развлечь, но еще не будучи способным манипулировать функциональными представлениями о других людях и мире. В то же время эти когнитивные инструменты обеспечат платформу для развития последнего вида репрезентативных способностей, которые принадлежат коллективной интенциональности . Эта стратегия, кажется, имеет все ингредиенты для преодоления существенного напряжения, описанного выше: она предоставляет новые инструменты для неопрагматизма, которые можно использовать для объяснения того, как организмы прогрессировали от более примитивных форм интенциональности к объективным формам интенциональности.Немного уточняя, чего не хватает в истории неопрагматизма, так это описания того, как возможны социальные практики без представления о убеждениях, желаниях и намерениях других. В том, что касается появления объективного содержания, Томаселло избегает этого существенного противоречия, помещая объективную интенциональность только в контекст особых видов социокультурных норм и признавая иную форму интенциональности, которая объясняет социальное участие в практиках, ведущих к его развитию. Это также предполагает, что наши биологически обусловленные тенденции в масштабах всего нашего вида составляют платформу, через которую объективное содержание впервые появляется на сцене.Это следует считать само собой разумеющимся, что биологические силы создают механизмы для социального сотрудничества, которые позволяют индивидуальному обучению и работе в сочетании с механизмами социального наследования культурно развитых устройств.

Хотя я полагаю, что эта стратегия является многообещающим вкладом в дебаты о естественных источниках содержательного мышления, в дальнейшем я хотел бы поднять некоторые важные вопросы, касающиеся конкретного способа, которым Томаселло развивает ее в своей недавней книге.В следующем разделе я кратко опишу различие между совместной интенциональностью и коллективной интенциональностью , которое использует Томаселло. После этого я объясняю, почему некоторые черты, характерные для первого вида интенциональности, могут вызывать проблемы с его точки зрения. В заключение я кратко предлагаю альтернативу, которая, хотя и согласуется с общей стратегией Томаселло, избегает этих опасений.

2 Совместное намерение и коллективное намерение

Естественная история человеческого мышления является результатом исследования, которое Томаселло и другие проводили в течение последнего десятилетия или около того, и утверждает, что две формы общей интенциональности необходимы для учета как онтогенеза, так и филогенеза человеческого мышления. (п.31). Эти две формы следующие:

  1. Совместная интенциональность . Это подразумевает мелкомасштабное сотрудничество и совместное внимание, и это проявляется в недолговечных пространственно и временно локализованных второстепенных отношениях между отдельными людьми (стр. 48). Некоторое понимание различных точек зрения возникает, когда люди связываются и осознают тот факт, что они оба занимаются одним и тем же (стр. 45). Люди могут столкнуться с другой точкой зрения, которую они могли бы противопоставить своей собственной.Но даже если на данном этапе задействовано несколько точек зрения, это еще не означает реальной объективности в смысле универсальной достоверности.

  2. Коллективная интенциональность. Это включает крупномасштабные формы сотрудничества, выходящие за рамки настоящего и включающие создание общей культурной территории , а также создание конвенций и институтов (стр. 5–6). В этот момент люди становятся групповыми или групповыми, что позволяет выйти на новый уровень общности.Теперь индивиды могут принять как точку зрения из ниоткуда , «нейтральную по отношению к агенту точку зрения группы» (стр. 5; см. Также стр. 122).

Сделаем несколько замечаний о природе этого различия. Во-первых, Томаселло, как и большая часть литературы, посвященной коллективной интенциональности, фокусируется на намеренных действиях (Bratman 1992; Knoblich et al. 2011; Butterfill 2012). Соответственно, Томаселло утверждает, что первая форма совместной деятельности — одна из характеристик совместной интенциональности — может быть охвачена как своего рода совместное намеренное действие.В частности, он утверждает, что эту примитивную форму можно уловить с помощью анализа совместных действий Братмана (38 и след.). При этом он выделяет три условия, которые должны быть выполнены для совершения совместных умышленных действий такого рода:

Если мы с вами агенты, а J — цель, то:

  1. У меня должна быть цель сделать J вместе с вами,

  2. у вас должна быть цель сделать J вместе со мной, и

  3. , у нас должно быть общее знание или общее мнение о том, что мы оба знаем цель друг друга (стр.38).

Условие (3) включает мета-репрезентации психических состояний других людей, которые, в свою очередь, включают отношения более высокого порядка: я знаю, что вы знаете, и вы знаете, что я знаю, и вы знаете, что я знаю, что вы знаете, и т. Д. эта точка соприкосновения может заменить потребность в этом рекурсивном чтении мыслей в случае людей, которым может быть достаточно знания, которое мы оба хотим получить, Томаселло утверждает, что в конфликтных ситуациях мы возвращаемся к рекурсивным рассуждениям, тем самым показывая, что действительно существует «Лежащая в основе рекурсивная структура» (стр.38; также 2008 г.). Соответственно, и расширяя когнитивную структуру, которая позволяет участвовать в совместных действиях, он подчеркивает необходимость рекурсивных выводов, моделирования и постоянного самоконтроля и мета-представлений (стр. 5, 9, 143). Понимание точки зрения другого требует, как он утверждает, заранее смоделировать абдуктивные умозаключения моего партнера, чтобы предвидеть, как он меня поймет (стр. 94). Таким образом, Томаселло отводит важную роль социальному познанию как неотъемлемой части совместной интенциональности и поддерживает модель, которая объединяет элементы как теории симуляции (ST), так и теории-теории разума (TT).

Во-вторых, Томаселло связывает различие между совместной и коллективной интенциональностью с вопросами действительности и объективности. Как было сказано, в случае совместной интенциональности , когда два человека осознают, что они оба одновременно занимаются одним и тем же, может возникнуть понимание разных точек зрения. Человек может открыть для себя другую точку зрения, которую он мог бы противопоставить своей собственной. Однако, хотя мы уже можем иметь несколько перспектив в игре на этом этапе — когда имеем дело с мелкомасштабными отношениями я-ты — мы все еще далеки от достижения реальной объективности в смысле универсальной значимости.Еще один важный шаг происходит в тот момент, когда люди становятся групповыми. Это обеспечивает масштабируемость за счет групповой идентификации: мы-группы позволяют интегрировать предков и потомков, таким образом снабжая большие группы историей и традициями. В естествознании этот процесс групповой идентификации допускает новый уровень общности. Это не просто вопрос добавления большего количества перспектив к двум уже существующим, но вопрос перехода к уровню любой перспективы вообще, т.е.е. к виду отовсюду (и ниоткуда) (стр. 122). Томаселло вводит соответствующее различие между нормативным давлением от второго лица и на уровне группы. В первом случае я чутко отношусь к тому, как другой человек оценивает меня, и мог бы соответствующим образом регулировать мои действия. В последнем случае действует более объективный или нейтральный для агентов стандарт. Даже если конкретный индивид обеспечивает соблюдение нормы группы, он, так сказать, делает это как эмиссар группы в целом (стр. 88).

Наконец, Томаселло отвергает идею о том, что язык является основой человеческого познания, и утверждает, что язык может появиться в картине только тогда, когда уже действует уже существующая социальная инфраструктура (стр.128).

Естественная история человеческого мышления следует признать тем, что он обогащает эту область, выделяя две формы социальной интенциональности и делая это в терминах двухэтапной эволюционной истории возникновения объективного содержания. При этом он опередил многие современные подходы к коллективной интенциональности, которые придерживаются тезиса единообразия, то есть идеи о том, что существует единое понятие интенциональности, которое может охватить любую форму общности.На первый взгляд кажется, что это удовлетворяет то, что необходимо для преодоления существенного напряжения, и открывает путь к успешному социальному конструктивистскому объяснению объективного содержания. Тем не менее, специфика этой стратегии может вызвать сомнения в ее перспективах на успех в подобной задаче. Я обращаюсь к таким сомнениям в следующем разделе.

3 Совместная интенциональность как примитивный вид социальной интенциональности

Введение совместной интенциональности , казалось, позволило избежать необходимости в объективных репрезентациях, тем самым преодолев существенное напряжение, стоящее на кону во многих социальных представлениях об объективном содержании, путем признания формы интенциональности, которая могла бы лежать в основе социальности, не предполагая владения ею. социокультурные практики.Но проблема возникает снова, если предположить, что для того, чтобы участвовать в совместной интенциональности, нужно уже иметь мета-репрезентации ментальных состояний других людей (те, которые необходимы для анализа совместности Братмана), рассматривая внешние состояния дела и способность к их взаимной оценке. Возникает вопрос, как можно было бы иметь такие состояния, чтобы их было достаточно, чтобы изобразить чью-то точку зрения на ту же ситуацию, и в то же время не хватило бы того, что совместное намерение должно сделать возможным, а именно, мышление с объективным содержанием.Это открывает вопрос о том, возможно ли вообще беспредметное мышление, охватывающее различные точки зрения, и что на самом деле будет означать понятие содержания, связанное с ним.

Честно говоря, Томаселло широко защищал возможность предобъективного мышления, описывая набор способностей прото-мышления у шимпанзе (Tomasello 1999, ch. 2). Но даже если допустить, что мы можем разобраться в способностях прото-мышления шимпанзе с точки зрения конкретных способностей, которыми они обладают, такой вид контента нельзя приравнивать к типу, связанному с мета-репрезентациями, включая рекурсивный вид Братмана, и симуляцией, а именно: вид контента, на который ставится вопрос о объяснении возможности совместной интенциональности.По словам самого Томаселло, последний вид на самом деле более сложен, поскольку включает в себя установки второго и третьего порядка, которые шимпанзе не могут развлечь. Чтобы учесть промежуточное содержание, необходимое для осмысления совместной интенциональности, он выдвигает гипотезу о существовании набора когнитивных механизмов, таких как перспективные репрезентации и социальный самоконтроль (Tomasello 2014, ch. 3). Но даже если бы эти механизмы могли выполнять требуемую работу, проблема в том, не предполагает ли представление различий точек зрения объективное содержание, к которому одновременно относятся обе точки зрения.Более того, можно задаться вопросом, может ли социальная оценка содержания и мышления действительно использовать ТТ, инструменты моделирования и анализ совместных действий Братмана для понимания того, какого рода совместное использование или совместность лежит в основе самой возможности мышления. Эти инструменты предназначены для объяснения социального познания и совместных действий, соответственно, но не для объяснения появления объективного содержания. Таким образом, неясно, не использует ли ST, TT и Братман в описании совместных действий понятие содержания, которое социальное объяснение объективного содержания разработало в результате использования этих самых механизмов.Если бы это было так, это было бы равносильно повторению существенного противоречия, исследуемого здесь: предположение о том, какое содержание нам нужно объяснять.

Что касается коллективной интенциональности, возникает связанное с ней беспокойство. Способность принимать мы-точку зрения, кажется, не соответствует способности принимать объективную точку зрения. Тот факт, что я могу принять мы-перспективу, то есть точку зрения моей группы, сам по себе не означает, что я принимаю точку зрения из ниоткуда. Томаселло утверждает, что член группы может говорить как представитель целого, и это кажется справедливым, но даже если точка зрения группы может быть достаточной, чтобы отличить точки зрения внутри группы от точек зрения вне группы, неясно, будет ли это подразумевают способность принимать объективную точку зрения, независимо от какой-либо конкретной точки зрения.И наоборот, если считается, что противопоставления между точкой зрения внутри группы и точки зрения внешней группы достаточно, чтобы подразумевать, что члены группы способны придерживаться универсальной точки зрения, позволяющей им сравнивать такие точки зрения, почему это так? не то же самое с контрастом между двумя точками зрения в случае Я-Ты?

Таким образом, Томаселло (1) предоставляет анализ совместной интенциональности исключительно в терминах совместных действий, который принимает точку зрения Братмана на совместность и дополняет ее моделью, которая объединяет ST и TT счета социального познания, и (2) дает отчет о объективное мышление, основанное на формах группового мышления, которые постепенно превращаются в универсальную группу или взгляд из ниоткуда.И (1), и (2) кажутся плохо подготовленными для натуралистического объяснения объективного содержания, либо не отвечающего требованиям, либо предполагающего то, что требует объяснения. Таким образом, двухэтапная стратегия Томаселло, хотя и многообещающая, не дает натуралистического представления об объективном содержании. В заключение я хотел бы предположить, что другие формы общей интенциональности могут предоставить нам альтернативное понимание мы-интенциональности, пригодное для успешного учета объективного содержания. Я уже сказал, что Томаселло рассматривает эволюцию культуры как веху человеческого вида.Но что нужно, чтобы принадлежать к культуре?

4 Первобытная форма коллективного намерения

Я хотел бы вкратце предложить другой способ понимания промежуточной ступени между прото-пропозициональными установками шимпанзе и полноценной человеческой интенциональностью. Я считаю, что это с пониманием относится к стратегии Томаселло, избегая при этом некоторых проблем, которые она порождает. Предлагаемая стратегия в основном будет состоять в изображении формы интенциональности, которая предшествует и обосновывает то, что Томаселло называет «коллективной интенциональностью» в терминах более примитивной, но уже коллективной формы интенциональности.Эта форма не будет включать требовательный аппарат, который Томаселло, вслед за Братманом, предлагает для объяснения совместности, но, тем не менее, будет формой социальной интенциональности, которая, как можно полагать, лежит в основе и поддерживает развитие полноценного вида, который уже включает в себя условности. , язык, институты и объективное содержание.

Может ли быть более примитивная форма коллективной интенциональности? Мы могли бы выдвинуть гипотезу о более примитивном типе группового поведения, которому не предшествует совместная интенциональность, а скорее интегрировано с более примитивными формами совместных действий.Такого рода групповое поведение сводится к особым формам группового мышления, действий и чувств, которые проявляются в совместных действиях и которые не требуют единичных представлений о ментальных состояниях других, но которые проистекают из общих фоновых правил, норм и привычек.

Как будут выглядеть детали такого аккаунта? Этот вопрос особенно актуален, поскольку от таких деталей будет зависеть возможность избежать существенного напряжения, которое угрожает социальным представлениям о появлении контента, с этой точки зрения.Три элемента будут неотъемлемой частью описанной здесь примитивной формы коллективной интенциональности: (i) социальный конформизм; (ii) формы координации, которые позволяют людям следовать за другими и соответствовать групповому поведению; и (iii) социальное познание, которое позволяет определить одобрение или неодобрение других.

Эта стратегия вдохновлена ​​Хогеландом (1990), который дает одно из наиболее развитых проявлений неопрагматизма. Он постулирует механизм социального конформизма и согласия — механизм, смазывающий колеса той социальной активности, которая делает возможным объективное мышление:

, когда члены сообщества ведут себя нормально, их поведение в целом напрямую зависит от того, что является нормальным в их сообществе; их предрасположенности были привиты и сформированы в соответствии с этими нормами, и их поведение продолжает контролироваться на предмет соответствия.(Haugeland 1990, стр. 406)

Эти механизмы социальной конформности начинают практику обучения и преподавания с нуля и не требуют от людей целенаправленного соблюдения правил с самого начала. Вместо того, чтобы представлять правила и чужие оценки своих действий, люди будут чувствительны к чужим оценкам через эмоциональную настройку на одобрение и неодобрение других. Второй ключевой элемент, который следует включить в эту историю, — это способность людей к координации, которая позволяет им следовать за другими и соответствовать групповому поведению.Наконец, социальное познание также может играть ключевую роль в этой картине, например, в объяснении настройки на чьи-то реакции одобрения и неодобрения, но вместо обращения к TT и ST или их комбинации эта стратегия следует феноменологической традиции, согласуется с идеей о том, что по крайней мере некоторые психические состояния можно непосредственно наблюдать (см. Merleau-Ponty 1964; Zahavi 2014). В том же ключе некоторые исследования в области психологии развития предоставили доказательства того, что личные встречи включают прямое перцептивное понимание других и преднамеренно направленные ответы на них, которые не предполагают умозаключений или симуляций (Reddy et al.2013). Этот подход имеет ряд интересных преимуществ по сравнению с моделями TT и ST. Он не предполагает, что когнитивный разрыв должен быть преодолен — с помощью моделирования или теоретических выводов — для возникновения социального понимания в его основных формах, и позволяет объяснить очень ранние формы социального взаимодействия у младенцев в возрасте двух месяцев ( Роча и Стриано, 1999; Редди, 2008). Если дети погружаются в эти социальные практики на раннем этапе развития, возможно, что способность адаптироваться и интегрироваться в группах и приспосабливаться к поведению других в группе, включая индивидуальные взаимодействия, предшествует этому виду. совместной интенциональности, которая зависит от представления и моделирования психических состояний других.

Что касается промежуточной эволюционной ступени, Томаселло подчеркивает, что люди в этот момент собирались только в особых случаях и с определенными другими. Это может бросить вызов альтернативной точке зрения, поскольку в этом случае не было бы никаких групп и, следовательно, никаких групповых норм, которым следовало бы следовать и изучать. Однако описанная здесь примитивная форма коллективной интенциональности предназначена не для того, чтобы зависеть от уже стабильных групп, а для постепенного вклада в их развитие.Мы можем подумать, что нескольких людей, ведущих себя одинаково в одних и тех же обстоятельствах и со схожими потребностями, может быть достаточно, чтобы начать практику.

Что касается развития объективных форм мышления, можно утверждать, что способность действовать и мыслить в группах расширяется со временем, обучением и знакомством с иностранными группами, начиная с перспективной слепоты и постепенно переходя к более явным и универсальным, объективным формам мышления. которые включают в себя способность явно представлять чужие точки зрения и, в конечном итоге, точку зрения из ниоткуда.Если бы это было так, не было бы необходимости представлять перспективы Я-Ты с самого начала; Напротив, эта способность будет развиваться вместе со способностью представлять объективные факты, то есть принимать точку зрения из ниоткуда. Существенным для этого второго шага было бы развитие языка, в контексте которого объективное содержание могло бы занять свое должное место. Если это разумная альтернатива, вполне возможно, что групповая идентификация и членство лежат в основе и поддерживают развитие способности представлять точки зрения других людей (включая совместную интенциональность, как описано Томаселло и Братман), а не наоборот.

Хотя это, конечно, грубый набросок альтернативы, его единственная цель — наметить возможный и привлекательный путь для дальнейшего развития. Его главная привлекательность состоит в том, что при существенном развитии он может быть сведен к учету социального конформизма, который отказывается от репрезентаций психических состояний и взглядов других людей с самого начала. Введение примитивной формы коллективной интенциональности в картину может затем предоставить правильные инструменты для проведения социального объяснения возникновения объективного содержания.

Библиография

Роберт Брэндом (1994): Делая это явным . Кембридж: Гарвард UP. Ищите в Google Scholar

Майкл Братман (1992): «Совместная совместная деятельность». В: Философское обозрение 101. № 2, с. 327–341. Ищите в Google Scholar

Баттерфилл, Стивен (2012 г.): «Взаимодействие с читателями мыслей». В: Философские исследования 165. № 3, с. 841–863. Ищите в Google Scholar

Чибра, Гергели и Дьердь Гергели (2009): «Естественная педагогика».В: Тенденции когнитивных наук 13. № 4, с. 148–153. Ищите в Google Scholar

Дэвидсон, Дональд (1997): «Возникновение мысли». Перепечатано в Subjective, Objective, Intersubjective . Оксфорд: Oxford UP, стр. 123–134. Ищите в Google Scholar

Дэвидсон, Дональд (1992): «Второе лицо». В: Midwest Studies in Philosophy 17. No. 1, p. 255–267. Искать в Google Scholar

Фодор, Джерри и Зенон Пилишин (2015): Умы без смыслов: эссе о содержании концепций .Кембридж, Массачусетс: MIT Press. Ищите в Google Scholar

Haugeland, John (1990): «Все звезды Intentionality». В: Philosophical Perspectives 4, p. 383–427. Ищите в Google Scholar

Хутто, Даниэль и Гленда Сатне (2015): «Естественное происхождение контента». В: Philosophia . Philosophical Quarterly of Israel 43. № 3, с. 521–536. Ищите в Google Scholar

Кноблих, Гюнтер, Стивен Баттерфилл и Натали Себанц (2011): «Психологические исследования совместных действий».В: Росс (ред.): Психология обучения и мотивации (том 51). Берлингтон: Academic Press, стр. 59–101. Ищите в Google Scholar

Мерло-Понти, Морис (1964): The Primacy of Perception . Пер. В. Кобб. Эванстон: Северо-западный UP. Ищите в Google Scholar

Пашери, Элизабет (2013 г.): «Преднамеренное совместное агентство: общее намерение Lite». В: Synthese 190. № 10, с. 1817–1839 гг. Ищите в Google Scholar

Пашери, Элизабет (2015): «Скромная социальность: преемственность и разрывы.Симпозиум, посвященный общему агентству Майкла Братмана ». В: Журнал социальной онтологии 1. № 1, с. 17–26. Ищите в Google Scholar

Ракокзи, Ханнес, Феликс Варнекен и Майкл Томаселло (2009 г.): «Выборочное обучение детей младшего возраста играм с правилами на основе надежных и ненадежных моделей». В: Cognitive Development 24, p. 61–69. Поиск в Google Scholar

Редди, Васудеви (2008): Как младенцы узнают разум . Кембридж, Массачусетс: Гарвард UP. Ищите в Google Scholar

Редди, Васудеви, Габриэла Маркова и Себастьян Валлот (2013 г.): «Предвосхищающие приспособления к восприятию в младенчестве».In: PLoS One 8. No. 6, e65289. Ищите в Google Scholar

Роша, Филипп и Триша Стриано (1999): «Социальное когнитивное развитие в первый год». В: Rochat, Philippe (Ed.), Раннее социальное познание. Махва, Нью-Джерси: Lawrence Erlbaum Associates, стр. 3–35. Поищите в Google Scholar

Салис, Алессандро и Мадс Хенриксен (2015): «Разрушенное« мы »: шизофрения и коллективное намерение». В: Journal of Consciousness Studies 22. No.7–8, с. 145–171. Ищите в Google Scholar

Satne, Glenda (2014): «Взаимодействие и самокоррекция». В: Front Psychol 5, p. 798. Поиск в Google Scholar

Sterelny, Kim (2012): Эволюционный подмастерье: как эволюция сделала людей уникальными . Кембридж, Массачусетс: MIT Press. Искать в Google Scholar

Tomasello, Michael (1999): Культурные истоки человеческого познания . Кембридж: Гарвард UP. Искать в Google Scholar

Tomasello, Michael (2014): Естественная история человеческого мышления .Кембридж: Гарвард UP. Поиск в Google Scholar

Захави, Дэн (2014): Я и другие: исследование субъективности, сочувствия и стыда . Оксфорд: Оксфорд UP. Ищите в Google Scholar

Захави, Дэн и Гленда Сатне (2015): «Разновидности общей интенциональности: Томаселло и классическая феноменология». В: Джеффри Белл, Эндрю Катрофелло и Пол Ливингстон (ред.): За пределами аналитического и континентального разделения: плюралистическая философия в двадцать первом веке . Лондон: Рутледж.Искать в Google Scholar

Опубликовано в сети: 2016-3-23

© 2016, Гленда Сатне, опубликовано De Gruyter

Эта работа находится под лицензией Creative Commons Attribution-NonCommercial-NoDerivatives 3.0 License.

Понимание эволюции человеческой мысли | Evernote

Как они думали? Были ли они осведомлены о себе? Как они взаимодействовали с другими? Обладали ли они способностями к творчеству? Могут ли они спорить? Они мечтали? Могли они представить? Как мы перешли оттуда в современность?

Говорят, мертвецы не рассказывают сказок.

«Достаточно сложно сказать, каковы когнитивные способности человека, стоящего перед вами», — говорит Элисон Брукс, археолог из Университета Джорджа Вашингтона. «Так что это действительно сложно сказать тому, кто умер полмиллиона лет или четверть миллиона лет назад».

Evolution — продукт медленного, постоянно меняющегося процесса, вызванного множеством факторов окружающей среды. Таким образом, мы почти наверняка можем согласиться с тем, что то, как мы представляем, решаем проблемы, думаем и создаем, сегодня должно сильно отличаться от того, что было во времена наших палеолитических родственников.

На протяжении веков наши двоюродные братья-неандертальцы и homo sapiens оставались двумя отдельными семейными линиями, окутанными тайной — одна, основанная на ограниченных технологиях (за годы до одноименного Дарвиновского Ордена видов , ученые вылизывали окаменелости, чтобы определить их происхождение) и архаичных, широко распространенных. — подметающие, иногда уничижительные суждения, основанные на находках окаменелостей и человеческих останках. Другими словами, большая часть науки тогда была основана на предположениях и убеждениях.

Только недавно новое исследование показало, что у нас с этими неандертальцами гораздо больше общего, чем мы предполагали.И именно это исследование ставит точку в дискуссии о том, что действительно делает нас людьми. Это сочетается с большим количеством исследований, выходящих за рамки антропологии, включая множество областей исследований, включая эволюционную биологию, философию и нейробиологию.

Чтобы понять основы мышления раннего человека, нам нужно начать с одного из самых запутанных принципов человеческого мышления: истоков человеческого сознания. То есть, когда мы стали осознающими, творческими и внимательными?

Хронология эволюции человека

Первый из современных людей — Homo Sapiens — появился около 200 000 лет назад.Генетический сдвиг в мозгу Homo Sapien появился относительно недавно в пантеоне эволюционной истории. Но не было молнии, когда люди появились и начали думать осознанно и рационально.

Вот несколько подсказок, которые помогли ученым разгадать загадку того, как, когда и почему люди начали думать иначе, и как это повлияло на нашу эволюцию:

  • 150 000 лет: Ракушки, некоторые из которых имеют сложные геометрические формы и иконографию, показывает, что люди думали о предметах вокруг себя для украшения или украшения.
  • 140 000 лет: Первое свидетельство торговли на дальние расстояния — охра и украшения из бисера передаются эстафетно, от группы к группе.
  • 110 000 лет: Бусы, состоящие из раковин морских улиток, показали, что первые люди начали создавать вещи, предназначенные для того, чтобы их можно было увидеть. Ученые предполагают, что эти бусины из ракушек, некоторые из которых, возможно, были привезены издалека, были первым случаем, когда люди думали символически. Бусинки также могли использоваться для различения и определения принадлежности групп.
  • 50 000 лет: Ученые считают, что это период, когда люди делают рывок вперед. Быстрее, чем когда-либо прежде, люди начинают проявлять признаки, которые отличаются от их родственников-приматов: люди начинают хоронить своих мертвецов в ритуальных церемониях, а охота переходит на сложные и хорошо продуманные техники, включая ловушки.
  • 30 000 лет: Древнейшее наскальное искусство связано с этим периодом, а фрески во Франции связаны с художниками каменного века.
  • 18 000 лет: Развитие каменных орудий напрямую связано с видом первых людей, которых в Индонезии называют «людьми хоббитов». Исследования связали инструменты с Homo Floresiensis, датируя слои пепла и кальцита по находкам окаменелостей. Эта группа, одна из последних первых людей до появления Homo Sapiens, могла использовать инструменты от 50 000 до 190 000 лет назад.
  • 10 000 лет: Возникают сельскохозяйственные деревни, и люди начинают приручать животных, в том числе собак.
  • 5,500 лет: Люди начинают развивать металлургию — плавить медь и олово и использовать их в каменных орудиях.
  • 5000 лет: Появляются самые ранние признаки письма.

По словам Женевьев фон Петцингер, эти ключи помогли ученым идентифицировать и классифицировать современное мышление ранних людей в том, что касается артефактов или процессов, которые они использовали:

«Поскольку мы ищем свидетельства психических изменений, произошедших в мягких тканях мозга, мы не можем идентифицировать их напрямую, но, к счастью, есть другие способы оценить, как могло развиваться сознание наших предков.С этой целью исследователи составили список практик и типов артефактов, которые убедительно намекают на то, что работают символические мыслительные процессы. Доказательства включают выбор и подготовку определенных оттенков охры, захоронения с инвентарем, личные украшения и создание геометрических или иконографических изображений. Если большинство или все эти элементы присутствуют, велики шансы, что вы имеете дело с полностью современными людьми ».

Когда археологи обнаружили раковину морского морского ушка при раскопках пещеры в 2008 году в Южной Африке, в ней были обнаружены следы краски цвета ржавчины.Ранние люди использовали краски, но это открытие показало нечто гораздо более захватывающее. Выяснилось, что более 100000 лет назад создателям этого предмета приходилось добывать ингредиенты и делать краску. Оболочка была просто сосудом для хранения. Это открытие дало глубину знания о человеческом мышлении, выходящем далеко за рамки простого факта, который они рисовали. Это доказало, что они были способны к передовому мышлению и планированию. Фактически, это может быть один из первых моментов демонстрации инноваций.

Несмотря на то, что ученым трудно прийти к соглашению о том, что делает человеческую мысль особенной, эти открытия являются основой для эволюции современного познания.

Примечателен тот факт, что все мы, живущие сегодня, являемся конечным продуктом невероятной истории успеха вопреки всему: каждый из нас несет в себе ДНК, которая непрерывной линией тянется к истокам человечества и за его пределами. — Женевьева фон Петцингер,

Письмо изменило все

Единственное, что отличает нас от других млекопитающих, — это наша способность конструировать и использовать язык.

Большая часть нашего понимания раннего человека и эволюции похоронена в земле, нацарапана на стенах пещер и высечена в каменных орудиях.Тем не менее, эта загадка остается источником интенсивных, затяжных научных дебатов. Некоторые ученые считают, что первые люди общались устно еще 50 000 лет назад, а другие полагают, что более ранние предки человека говорили два миллиона лет назад. В отсутствие аудиомагнитофонов и iPhone язык более ранних версий человечества стал одной из самых больших загадок в истории эволюции.

Одна из самых ранних известных письменностей, найденных на территории современного Ирана, язык, до сих пор не поддающийся расшифровке, напечатанный на глиняных табличках, датируется 5000 лет назад — недавняя отметка на геологическом радаре.Все, что было до этого, можно интерпретировать только в контексте отсутствия языка и письма.
Что делает человеческое мышление уникальным?
Память — одна из отличительных черт животных в царстве животных. Без памяти видам было бы трудно эволюционировать.

В памяти три компонента:

Процедурный — напоминание о связях с реакцией и стимулами

Semantic — запоминание вещей, которые не присутствуют по своей сути, и обеспечение создания визуальной, ментальной модели чего-либо.

Эпизод — Вызов отдельных событий в том порядке, в котором они произошли.

Люди — одно из немногих существ на планете, у которых есть эпизодическая память, и это, вероятно, причина того, что мы, как вид, смогли развиваться, извлекать уроки из прошлого и быстро развиваться. Хотя у животных явно есть память, она, похоже, семантическая — способность понимать отрывки из «кто», «что» и «где».

Но как насчет нашей способности перемещаться по воспоминаниям, как в кино, — перемещаться вперед и назад во времени и вызывать события, людей и места?

Эта форма памяти — мысленное путешествие во времени — может быть единственным важным компонентом человеческого интеллекта, который не имеет себе равных в дикой природе.Концепция способности нашего разума двигаться во времени была выдвинута доктором Энделем Тулвингом, который назвал это хронестезией, способностью человека, приобретенной в ходе эволюции, осознавать прошлое, а также будущее. На данный момент он кажется уникальным для людей, но недавние исследования показали, что некоторые птицы обладают этой уникальной психологической чертой.

Доктор Талвинг отметил, что эта форма памяти необходима для эволюции. Хотя вы можете вызывать уравнения или факты с помощью семантического мышления или приобретать опыт и воспоминания с помощью «эпизодического» мышления, нет способа выжить как вид без способности вспоминать определенные моменты из нашего прошлого или предсказывать, что может произойти в будущем. на основе опыта.

По словам Тулвинга, вспоминание и воспроизведение событий прошлого помогли нам развиваться, позволив нам обновлять важную информацию, продолжая справляться с быстрыми изменениями и хаосом в мире вокруг нас.

Сознание человека

Майкл Томаселло, глава исследовательской группы Института эволюционной антропологии Макса Планка в Лейпциге, занимается анализом мышления человека в сравнении с мышлением наших родственников-приматов. Его открытия привели к прогрессу в нашем понимании эволюции человека.

Его лаборатория доказала, что из трех основных компонентов сознания (коллективного, индивидуального и совместного) только индивидуальная интенциональность — способность вообразить результат в качестве награды, например, забраться на дерево, чтобы схватить еду, — присуща обезьянам.

Собираем кусочки вместе

Спустя тысячи лет у всех нас схожие потребности в еде и размножении, но только современные люди обладают врожденной способностью к общению.

«У нас есть фундаментальное побуждение объединить наши умы», — отмечает Томас Саддендорф, эволюционный психолог из Университета Квинсленда в Австралии.

Возможность сетевого взаимодействия, в свою очередь, создает уникальное конкурентное преимущество, которое ставит людей на вершину цепочки. «Это позволяет нам использовать сильные стороны других», — говорит он.

Таким образом, мы смогли перейти от охотников-собирателей к виду, основанному на накоплении знаний и способности сотрудничать и создавать совместный опыт, творения и воображение. Множество животных работают вместе стаями, а у птиц и пчел очень сложный ум.У пчел очень организованная иерархия ульев, но нет никаких доказательств того, что они обращаются к своей личной памяти.

Мы — единственный вид, который одновременно пытается понять, почему мы пришли туда, где находимся сегодня, как мы сюда попали, и в то же время иметь возможность создать результат по нашему выбору. . Вот почему мы можем представить себе мир, который выходит за рамки нашего самого смелого воображения — мир беспилотных автомобилей, летательных аппаратов, роботов и космических путешествий.

Есть свидетельства того, что мы не закончили развиваться.Некоторые предсказания нашего будущего пугают, но некоторые указывают на то, что технологии и культура влияют на то, как будут выглядеть наши внуки и правнуки. С развитием медицины и появлением большего числа людей, доживающих до зрелого возраста, теория Дарвина о выживании наиболее приспособленных улетает в прошлое. Вместо этого люди могут выбирать себе пару на основе интеллектуальных способностей для большей зарабатывания денег, а технический прогресс может создать людей, которые будут лучше питаться и, следовательно, выше своих предков. Одно можно сказать наверняка: с современными достижениями в области технологий у следующей итерации людей не будет недостатка в местах, где можно узнать о жизни и о том, как мы сюда попали.

Мысль | Britannica

Элементы мысли

Широкое использование слов в мышлении («безмолвная речь») способствовало убеждению, особенно среди психологов-бихевиористов и необихевиористов, что думать означает соединять языковые элементы субголосом. Ранние эксперименты показали, что мышление обычно сопровождается электрической активностью в мышцах артикуляционных мышц мыслителя (например, в горле). Благодаря более поздней работе с электромиографическим оборудованием стало очевидно, что мышечные явления не являются действительными проводниками мышления; они просто облегчают соответствующую деятельность мозга, когда интеллектуальная задача особенно сложна.Отождествление мышления с речью подверглось критике со стороны российского психолога Льва Семеновича Выготского и швейцарского психолога развития Жана Пиаже, которые наблюдали истоки человеческого мышления в общей способности детей объединять невербальные действия в эффективные и гибкие комбинации. Эти теоретики настаивали на том, что мышление и речь возникают независимо, хотя они признавали глубокую взаимозависимость этих функций.

Три ученых, придерживающихся разных подходов: русский физиолог XIX века Иван Михайлович Сеченов; американский основатель бихевиоризма Джон Б.Ватсон; и Пиаже — независимо пришли к выводу, что действия, которые служат элементами мышления, являются интернализованными или «дробными» версиями двигательных реакций. Другими словами, элементы считаются ослабленными или сокращенными вариантами нервно-мышечных процессов, которые, если бы они не подвергались частичному торможению, вызывали бы видимые движения тела.

Чувствительные инструменты действительно могут обнаруживать слабую активность в различных частях тела, кроме органов речи, т.е.g., в конечностях человека, когда движение мыслится или воображается, но не происходит на самом деле. Недавние исследования показывают существование желудочного «мозга», набора нейронных сетей в желудке. Такие открытия породили теории о том, что люди думают всем телом, а не только мозгом, или что, по словам американского психолога Б. Ф. Скиннера, «мысль — это просто поведение — словесное или невербальное, скрытое или явное. . »

Логическим результатом этих и подобных заявлений была точка зрения периферизма.Как явствует из работ Уотсона и американского психолога Кларка Л. Халла, он считал, что мышление зависит от событий в мускулатуре: этих событий, известных как проприоцептивные импульсы (т. Е. Импульсы, возникающие в ответ на физическое положение, позу, равновесие или внутреннее состояние). состояние), влияют на последующие события в центральной нервной системе, которые, в конечном итоге, взаимодействуют с внешними стимулами и определяют дальнейшие действия. Однако есть свидетельства того, что мышлению не препятствует прием лекарств, подавляющих всю мышечную активность.Более того, такие исследователи, как американский психолог Карл С. Лэшли, указали, что мышление, как и другие более или менее квалифицированные действия, часто происходит так быстро, что не хватает времени для передачи импульсов из центральной нервной системы. систему к периферическому органу и обратно между последовательными шагами. Таким образом, централистский взгляд на то, что мышление состоит из событий, ограниченных мозгом (хотя часто сопровождается широко распространенной активностью в остальной части тела), получил распространение позже в 20 веке.Тем не менее, каждое из этих нейронных событий можно рассматривать как ответ (на внешний стимул или на более раннюю нейронно-опосредованную мысль или комбинацию мыслей) и как стимул (вызывающий последующую мысль или двигательную реакцию).

Элементы мышления классифицируются как «символы» в соответствии с концепцией знакового процесса («семиотика»), которая выросла из работ философов (например, Чарльза Сандерса Пирса), лингвистов (например, CK Ogden и Ivor A. Ричардс) и психологов, специализирующихся на обучении (Э.g., Hull, Neal E. Miller, O. Hobart Mowrer и Charles E. Osgood). Суть этой концепции состоит в том, что стимулирующее событие x можно рассматривать как знак, представляющий (или «обозначающий») другое событие y , если x вызывает некоторые, но не все, поведения (как внешние, так и internal), который был бы вызван и , если бы он присутствовал. Когда стимул, который квалифицируется как знак, является результатом поведения организма, для которого он действует как знак, он называется «символом».«Реакции, вызывающие раздражение», которые, как говорят, составляют мыслительные процессы (например, когда человек думает о чем-то поесть), являются яркими примерами.

Этот подход, который предпочитают психологи, относящиеся к стимулу-реакции (S-R) или неоассоциативному течению, контрастирует с таковым из различных когнитивистских или неорационалистских теорий. Вместо того, чтобы рассматривать компоненты мышления как производные вербальных или невербальных двигательных действий (и, таким образом, подчиняться законам обучения и производительности, применимым к усвоенному поведению в целом), когнитивисты рассматривают компоненты мышления как уникальные центральные процессы, регулируемые принципами, которые свойственно им.Эти теоретики придают первостепенное значение так называемым структурам, в которых организованы «когнитивные» элементы, и они склонны видеть выводы, применения правил, репрезентации внешней реальности и другие составляющие мышления в действии даже в простейших формах усвоения знаний.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *