Трава безразлична: Недопустимое название — Викицитатник

ТРАВА — это… Что такое ТРЫН-ТРАВА?

Синонимы к слову «безразлично»

беспечно, чихать, одинаковый, отрешённо, спокойно, философски, бесстрастно, неподвижно, нечутко, нейтрально, отрицательно, неинтересно, обязательно, нипочём, синхронно, тождественно, идентично, однозначащий

Синонимы к слову «безразличен»

Керчанка считает, что администрация города безразлична к району Аршинцево

В редакцию  Керчь.ФМ обратилась постоянная читательница, которая считает, что администрация города безразлична к району Аршинцево. Ямы на внутридворовых дорогах, мусор, высокая трава, поломанные качели и  многое другое люди видят ежедневно в своем районе.

«Вопиющее безразличие к городу и халатное отношение к выполнению обязанностей по поддержанию чистоты и порядка в городе демонстрируется администрацией города Керчи.

Первое, что вызывает недоумение — это состояние дорог. Если по ул. Орджоникидзе до какого-то момента она ровная, то если съехать во двор, например Орджоникидзе 117, можно остаться без колёс совсем. Глубина ям может достигать 15-20 сантиметров.

Этим ямам минимум 15 лет, после развала СССР ремонтом и обслуживанием дорог никто никогда не занимался.

Столько лет мы платим транспортный и другие налоги и властям абсолютно безразлично качество жизни людей.

Второе — это отсутствие минимальной  чистоты и порядка  на улицах. Некошеная трава, которая выросла уже по пояс. В ней прекрасно ютится мусор, которые местные жители может и могли бы выкинуть в урны, но и те немногие имеющиеся забиты мусором и из них все вываливается.

Хочу отдельно отметить «детскую площадку» по адресу Орджоникидзе 117. Ранее на этой площадке было 2 качели на весь двор. Сейчас одна качель сломалась, ее ремонтом никто не занимается и на площадке нет никаких снарядов для детей. Стоит одна качель, одна паутинка и песочница. Это просто смешно, учитывая количество детей во дворе.

Не убрана прошлогодняя пожухлая листва, она лежит гнилым усохших пластом вдоль улиц.

Элементарно не подметаются улицы, лестницы, спуски к морю.

Не спорю, туристический сезон пока ещё не открыт, но это не значит, что ради коренного населения не стоит наводить порядок на местных пляжах.

На пляже в Аршинцево нет абсолютно никакой инфраструктуры. Туалет, если это можно так назвать, уже извергается содержимым наружу. К нему и подойти невозможно — такая вонь разносится вокруг.

Пляж не чистят от водорослей, мусора. Люди вынуждены лежать среди пустых пластиковых бутылок, фантиков и окурков.

Чистота начинается с себя, и каждый способен соблюдать правила поведения на пляже и не мусорить, но задача администрации города состоит в том, чтобы создать все условия, в которых людям будет удобно убирать за собой, условия, в которых и мусорить не захочется — настолько окружающая среда должна быть дружелюбной и гостеприимной.

С надеждой на понимание и сотрудничество!», — написала читательница.

Анна Рослякова: В Касимове живут люди, которым не безразлична судьба своей малой родины

Сегодня в этом муниципалитете состоялось заседание круглого стола по вопросам взаимодействия органов власти, бизнеса и НКО в развитии территорий региона
От имени губернатора Николая Любимова участников круглого стола «Потенциал взаимодействия органов власти, бизнеса и НКО в развитии территорий Рязанской области» приветствовала первый заместитель председателя правительства региона Анна Рослякова.

В заседании, которое провела министр по делам территорий и информационной политике области Жанна Фомина, приняли участие член Совета Федерации ФС РФ от исполнительного органа государственной власти Рязанской области Ирина Петина, председатель комитета областной Думы Татьяна Панфилова, представители министерства промышленности и экономического развития региона, министерства культуры и туризма области, инфраструктуры поддержки бизнеса, руководители администрации Касимова, Общественной палаты региона, некоммерческих организаций.

Первый заместитель председателя правительства области Анна Рослякова отметила, что заседание круглого стола является очередным в цикле мероприятий, направленных на развитие в муниципальных образований социально ориентированных некоммерческих организаций. «Касимов выбран не случайно – здесь живут люди, которым не безразлична судьба своей малой родины, с активной жизненной позицией. Мы считаем, что этот потенциал необходимо использовать и надеемся, что мероприятие станет вдохновляющим событием для всей общественности Касимова, – цитирует Анну Рослякову сайт регионального правительства. – Со своей стороны мы очень любим этот город, понимаем его самобытность, культуру, историю и традиции, интерес к нему никогда не будет утрачен».

Сенатор РФ Ирина Петина отметила, что на федеральном уровне уделяется большое внимание поддержке социально ориентированных НКО. В 2020 году был запущен ряд важных профильных проектов, в том числе создан клуб экспертного сообщества, который занимается реализацией социальных инициатив. Она подчеркнула важность дальнейшего эффективного взаимодействия общественных организаций, бизнеса и правительства области.

Основной темой круглого стола стало развитие туристической привлекательности территорий. Речь шла о совместной работе по этому направлению предпринимательского сообщества, НКО и органов власти. Обсуждались дополнительные инструменты и механизмы для укрепления взаимодействия и развития потенциала муниципальных образований. Участникам заседания был представлен положительный опыт Касимова.

Фото: www.ryazangov.ru

Мне нравитсяНе нравится

Профилактический месячник Сухая трава | Муниципальное образование «Дятьковский район»

Профилактический месячник Сухая трава

Профилактический месячник «Сухая трава»!

На территории г. Фокино и Дятьковского района, проходит профилактический месячник «Сухая трава», в рамках которого производится уборка территорий населенных пунктов, а также придомовых участков от сухой растительности.
В месячнике активно принимают участие сотрудники Дятьковского местного пожарно – спасательного гарнизона, сотрудники отдела надзорной деятельности и профилактической работы по г. Фокино и Дятьковскому району Главного управления МЧС России по Брянской области, органы местного самоуправления, общественность, организации и добровольцы. Органами местного самоуправления сформированы списки домовладений ветеранов Великой Отечественной Войны и одиноких престарелых граждан, которым необходимо оказать помощь по очистке домовладений и прилегающей к ним территории от сухой растительности, мусора, опавших листьев.
Безусловно, в первую очередь помощь в уборке оказывается ветеранам Великой Отечественной Войны, одиноким престарелым гражданам и инвалидам, у которых отсутствует возможность самостоятельно привести в пожаробезопасное состояние территорию своего участка.
Сотрудниками отдела надзорной деятельности и профилактической работы по г. Фокино и Дятьковскому району дополнительно проводятся профилактические мероприятия по информированию населения о требованиях пожарной безопасности с вручением наглядной агитации, беседами и инструктажами по пожарной безопасности.
Помните, что от вашего участия зависит уровень безопасности на территории нашего района! Если вы заметили небольшое возгорание, не оставайтесь безразличны, попробуйте ликвидировать его подручными средствами. В любом случае вызывайте пожарно-спасательную службу по телефону 101, 112.
ОНДПР по г. Фокино и Дятьковскому району

Дата: 21 Октября 2019

вернуться назад

​Красные дороги — Seasons Life!

Далекая, окруженная детскими книжными впечатлениями Кения — страна, где под прямыми лучами солнца почти невозможно загореть, но можно почувствовать силу дикой природы и научиться ее уважать.

Восточная Африка, Кения, национальный заповедник Найроби. Нас семеро смелых. Наш проводник и шофер — Вамбуа — из племени вакамба, одного из пятидесяти населяющих Кению племен. В мирной, туристической жизни это находчивые добрые люди. В обычной деревенской — ловко и точно стреляющие из луков охотники, пробивающие выстрелом масайский щит из воловьей кожи. Вместе с Вамбуа мы едем в Национальный парк — одну из главных достопримечательностей Найроби в надежде увидеть львов, леопардов, зебр, жирафов, антилоп. Парк начинается в нескольких километрах от Найроби и уходит в саванну. У горизонта стелится синий дым. Он заволакивает холмы.

Кругом покой, тишина и неподвижный воздух, в котором мерно рокочет мотор нашего джипа.

Иногда здесь случаются чрезвычайные происшествия. Недавно львы вышли за границу заповедника и напали на ближайщую ферму: фермер, обороняясь, застрелил двух животных. Но это редкий, исключительный случай. В Кении, которая всегда славилась львиными охотами, сейчас львов не убивают. Профессиональные охотники теперь работают инспекторами по охране животных в национальных парках. Это отличные работники, любящие и знающие повадки зверей.

Мы медленно едем по красной дороге, кругом — саванна, акации, небольшие рощицы. Я чувствую, как ожидание сменяется разочарованием. Зачем накрепко запираться в машине? Излишняя острожность. Может быть, только ради того, чтобы пощекотать нервы простакам? Но вот, наконец, мы натыкаемся на коричневых двуногих существ — они идут по ложбине с низко опущенными головами и что-то ищут в земле. Вблизи оказывается, это облинявшие страусы, растерявшие свои пышные балетные пачки. Они выбираются на дорогу, и Вамбуа останавливается, пропуская птиц. Но они не торопятся, их совсем не смущает наше присутствие. Крупная птица поворачивает к нам голову, и я вижу ее блестящие злые глаза. Она как бы нехотя отходит от машины, и мы едем дальше. Через несколько метров Вамбуа опять тормозит: в траве стоит изящное, небольшое животное — газель Гранта. Я замечаю его, лишь когда оно начинает двигаться. Неподалеку пасутся жирафы. Над пышными кустами поднимаются их маленькие головки на длинных шеях с короткими рожками, торчащими, как перископы. Жирафы объедают верхушки кустов. Дорогу нам преграждает стая павианов, они забираются на крышу машины, усаживаются на радиатор, верещат, тянут свои черные жесткие лапы. Пережив нашествие обезьян, мы медленно движемся дальше. Из-под колес, скрываясь в высокой густой траве, удирают суетливые пестрые цесарки.

Вдруг в саванне начинается какое-то движение, от которого рябит в глазах — зебры бегут!

В траве видны только их полосатые спины. Зебры останавливаются на открытом месте и, сбившись в кучу, опасливо озираются. Когда мы подъезжаем к ним совсем близко, они уже мирно пощипывают траву, поразительно напоминая домашних лошадей.

Дым на горизонте становится гуще, жгут пастбища. Вамбуа рассказывает, как недавно на Килиманджаро был страшные лесной пожар, который гасили две тысячи человек. Шли тропические ливни, а огонь бушевал, трескались скалы, пламя поглощало пастбища, диких зверей. Они бежали все вместе — слоны, антилопы, зебры. Считают, что виновниками пожара были охотники за медом: они выкуривали пчел, живущих в дуплах, забыли погасить огонь, и лес загорелся.

Вамбуа петляет по красным дорогам заповедника в поисках львов. Ближе к вечеру они охотятся, а потом отслеживаются в рощах и кустах. Сейчас уже шесть — время отдыха. Раньше на них в это время охотились: лев, не успевший переварить пищу, бегает с трудом и нападает неохотно. Но если обстоятельства вынуждают его к нападению, лев, оттолкнувшись от земли, летит на свою жертву, как мина.

Вамбуа поворачивается к нам и, понизив голос, говорит:

— Симба!

Огромная, сытая львица лежит на небольшом возвышении среди травы, величественно приподняв красивую голову. Как она царственно безразлична!

Лишь изредка шевелит ушами, прислушиваясь к звукам, доносящимся из саванны. В воздухе раздается тонкий свист птиц и цикад, щелканье и жужжанье наших камер. Львице это надоедает, она равнодушно зевает, показав здоровую великолепную пасть и ложится спиной к машине, откинув в сторону длинный хвост. Только нервное движение кончика хвоста выдает ее раздражение из-за нарушенного покоя. С другой стороны холма вторая львица катается на спине, как большая кошка. Сквозь тонкую шерсть просвечивает розовое брюхо, и задранные лапы кажутся мягкими, ласковыми — свободное изящное животное.

Льва мы заметили не сразу. Из колючек вышел могучий зверь с темной гривой, встал и гордо поднял голову, раздумывая, куда идти. И тотчас на почтительном расстоянии от него замер наш эскорт. Лев был так могуч и так грозен, что никто не посмел даже высунуться из машины…

У животных в Национальном парке есть относительная свобода — жить под неусыпным наблюдением. У людей — возможность заглянуть в сокровенные глубины Восточной Африки.

Песня о себе, 6 [Ребенок сказал: «Что такое трава?» Уолта Уитмена — Стихи

  1 

Подумать о времени - обо всей этой ретроспективе!
Думать о сегодняшнем дне, а века продолжались впредь!
   
Догадывались ли вы, что сами не стали бы продолжать?
Вы боялись этих земляных жуков?
Вы боялись, что будущее будет для вас ничем?
   
Сегодня ничего? Неужели безначальное прошлое - ничто?
Если будущее - ничто, они точно так же ничто.
   
Подумать только, что солнце взошло на востоке! что мужчины и женщины
были гибкими, настоящими, живыми! что все было живым!
Думать, что мы с тобой не видели, не чувствовали, не думали и не выносили наших
часть!
Думать, что мы сейчас здесь, и несем свою часть!
   
  2 

Не проходит ни дня - ни минуты, ни секунды, без
снаряжение!
Не проходит ни дня, ни минуты, ни секунды без трупа!
   
Проходят скучные ночи и скучные дни,
Боль от лежания в постели проходит,
Врач, после долгого откладывания, дает тихое и страшное
ищи ответ,
Дети приходят поспешно и плачут, а братья и сестры
посланы за,
На полке стоят неиспользованные лекарства - (запах камфоры
давно заполонили комнаты,)
Верная рука живых не покидает руки умирающих,
Подергивающиеся губы слегка прижимаются ко лбу умирающего,
Дыхание прекращается, и пульс сердца утихает,
Труп тянется на кровати, и живые смотрят на него,
Это ощутимо, как и живые.Живые зрением смотрят на труп,
Но без зрения задерживается другая жизнь и любопытно выглядит
на трупе.
   
  3 

Думать мысль о Смерти, слившуюся с мыслью о материалах!
Думать, что реки потекут, и выпадет снег, и созреют плоды,
и действовать на других так же, как на нас сейчас, но не действовать на нас!
Подумать обо всех этих чудесах города и страны, а другие
большой интерес к ним - а мы им не интересуемся!
   
Подумать только, с каким рвением мы строим свои дома!
Думать, что другие будут так же нетерпеливы, а мы совершенно равнодушны!
   
(Я вижу, как один строит дом, который служит ему несколько лет или семьдесят
или восемьдесят лет самое большее,
Я вижу, как один строит дом, который служит ему дольше этого.)
   
Медленные и черные линии ползут по всей земле - они никогда не
прекратились - они погребальные линии,
Тот, кто был президентом, был похоронен, и тот, кто сейчас является президентом, должен
обязательно похоронить.
   
  4 

Воспоминание о пошлой судьбе,
Частый образец жизни и смерти рабочих,
Каждый по роду своему:
Холодный набег волн у пристани - шикарно и ледяной в реке,
полузамерзшая грязь на улицах, серое, унылое небо над головой,
короткий, последний день двенадцатого месяца,
Катафалк и сцены - другие машины уступают место - похороны
старого бродвейского кучера, кортеж в основном водители.Устойчивая рысь к кладбищу, должным образом гремит колокол смерти, ворота
пройден, новая могила остановлена, живое горит,
катафалк открывается,
Гроб передают, опускают и ставят, кнут кладут на
гроб, земля быстро перекопана,
Курган наверху заложен лопатами - тишина,
Минута - никто не двигается и не говорит - готово,
Он прилично убран - есть ли что-нибудь еще?
   
Он был молодцом, с развязным ртом, вспыльчивым, неплохим,
способен играть свою роль, остроумен, чувствителен к пренебрежению, готов к
жизнь или смерть для друга, любил женщин, играл, ел сытно,
пил сытно, знал, что значит быть флешом, упал духом
к последнему, заболел, получил пожертвование, умер, постарел
сорок один год - и это были его похороны.Большой палец вытянут, палец поднят, фартук, накидка, перчатки, ремешок, влажная погода
одежда, кнут тщательно подобран, босс, корректировщик, стартер, хозяин,
кто-то бездельничает на вас, вы бездельничаете на ком-то, вперед, человек раньше
и человек позади, хороший рабочий день, плохой рабочий день, домашнее животное, среднее
инвентарь, первый, последний, сдача в ночное время;
Подумать только, что это так много для других водителей - и
он там не интересуется ими!
   
  5 

Рынки, правительство, заработная плата рабочих - подумать, что
счет они через наши ночи и дни!
Думать, что другие рабочие сделают такой же хороший учет
их - и все же мы мало или совсем не ведем счета!
   
Вульгарное и утонченное - то, что вы называете грехом, и то, что вы называете
Боже - подумать, какая разница!
Думать, что разница будет по-прежнему для других, но мы находимся вне
различия.Подумать только, сколько в этом удовольствия!
Вам нравится смотреть на небо? Вам нравятся стихи?
Вам нравится в городе? или занимается бизнесом? или планируя
выдвижение и выборы? или с женой и семьей?
Или с мамой и сестрами? или в женской работе по дому? или красивый
материнские заботы?
- Они также текут к другим - мы с тобой текем вперед,
Но в свое время мы с вами будем меньше интересоваться ими.
   
Ваша ферма, прибыль, урожай - подумать, как вы увлечены!
Подумать только, будут фермы, прибыль, урожай - но для вас
какой толк?
   
  6 

Что будет, будет хорошо - ибо то, что есть, хорошо,
Проявлять интерес - хорошо, а не проявлять интереса - хорошо.Небо продолжает оставаться красивым,
Удовольствие мужчины с женщиной никогда не должно быть насыщенным, ни удовольствие
женщин с мужчинами, ни удовольствия от стихов,
Домашние радости, повседневная работа по дому или бизнесу, строительство
дома - это не фантазии - они имеют вес, форму,
место расположения;
Фермы, прибыль, урожай, рынки, заработная плата, правительство - это все.
фантазмы
Разница между грехом и добром - не заблуждение,
Земля - ​​это не эхо - человек и его жизнь, и все сущее
его жизнь, хорошо продуманы.Вас не бросают на ветер - вы собираетесь непременно и безопасно
вокруг себя;
Сам! Сам! Себя во веки веков!
   
  7 

То, что вы родились от матери и
отец - это идентифицировать вас;
Это не значит, что вы должны быть нерешительным, но вам следует принять решение;
Что-то давно готовящееся и бесформенное пришло и сформировалось в тебе,
Отныне вы в безопасности, что бы ни случилось.
   
Нити, которые были прядены, собраны, уток пересекает основу,
модель носит систематический характер.Подготовка была оправдана,
Оркестр достаточно настроил свои инструменты -
дубинка подала сигнал.
   
Гость, который приезжал - он ждал долго, по причинам - он
сейчас размещен,
Он один из тех, кто красив и счастлив - он один из
достаточно тех, на кого смотреть и с кем быть.
   
От закона прошлого не уйти,
От закона настоящего и будущего не уйти,
От закона живых не уйти - он вечен,
Закон продвижения и трансформации нельзя избежать,
Закон героев и добрых дел не ускользнет,
Закон пьяниц, доносчиков, подлых людей - ни на йоту.
можно избежать. 8 

Медленно движущиеся и черные линии беспрерывно идут по земле,
Северянин идет везут, южанин уносит, и они
Атлантическая сторона, и они на Тихом океане, и они между ними, и все
через страну Миссисипи и по всей земле.
   
Великие мастера и космос в порядке - герои и
добрые дела хорошо,
Известные деятели и изобретатели, и богатые собственники, и благочестивые, и
различить, может быть хорошо,
Но есть еще один отчет - есть строгий учет.
из всех.Бесконечные орды невежественных и нечестивых - не ничто,
Варвары Африки и Азии не ничто,
Простые люди Европы - не ничто - американцы
аборигены не ничто,
Зараженные в больнице для иммигрантов - это не ничто.
убийца или подлый человек - это не ничто,
Бесконечные смены мелких людей - это не что иное, как
они идут,
Самая низкая проститутка - это не ничто, насмешница над религией
это не что иное, как он идет.
   
  9 

Во всем этом
Я мечтал, чтобы нас не так сильно изменили, ни закон
из нас изменились,
Я мечтал, что герои и добрые дела будут в настоящем
и прошлый закон,
И убийцы, пьяницы, лжецы будут в настоящем
и прошлый закон,
Потому что я мечтал, что закона, по которому они сейчас, достаточно.В противном случае все превратилось бы в пепел навоза,
Если личинки и крысы прикончили нас, то Аларум! ибо мы преданы!
Тогда действительно подозрение на смерть.
   
Вы подозреваете смерть? Если бы я заподозрил смерть, я бы умер
сейчас,
Как вы думаете, я мог бы приятно и хорошо подходить к
уничтожение?
   
  10 

Приятно и хорошо иду,
Куда я пойду, я не могу определить, но я знаю, что это хорошо,
Вся вселенная показывает, что это хорошо,
Прошлое и настоящее указывают на то, что это хорошо.Как прекрасны и совершенны животные!
Как совершенна земля и мельчайшие вещи на ней!
   
То, что называется хорошим, идеально, а то, что называется плохим, просто
как идеально,
Овощи и минералы идеальны, а невесомые
жидкости идеальны;
Медленно и верно они перешли к этому, и медленно и верно
они еще проходят.
   
  11 

Клянусь, теперь я думаю, что все без исключения
вечная душа!
У деревьев есть корни в земле! морские водоросли есть!
животные!
   
Клянусь, я думаю, что нет ничего, кроме бессмертия!
Что для него изысканная схема, а туманный поплавок -
для этого, и связь для этого;
И вся подготовка к этому! и тож за это! и жизнь
и материалы все вместе для этого! 

Воскресное утро Уоллеса Стивенса — Стихи

  I 

Комфортабельность пеньюара и позднего
Кофе и апельсины в солнечном кресле,
И зеленая свобода какаду
На ковре смешаться, чтобы рассеяться
Святая тишина древних жертвоприношений.Она немного мечтает, и она чувствует темноту
Посягательство на ту давнюю катастрофу,
Как штиль темнеет среди водяных огней.
Острые апельсины и яркие зеленые крылышки
Похоже на вещи в шествии мертвецов,
Беззвучное движение по широкой воде.
День как широкая вода, беззвучная,
Притихший к переходу ее мечтательных ног
За моря, в тихую Палестину,
Владычество крови и гроба.

  II 

Почему она должна давать награду мертвым?
Что такое божество, если оно может прийти
Только в безмолвных тенях и во снах?
Не найдет ли она утешения на солнце,
В острых фруктах и ​​ярких зеленых крыльях, или иначе
В любом бальзаме или красоте земли,
Вещи, которые нужно лелеять, как мысли о небесах?
Божественность должна жить внутри себя:
Страсти дождя или настроения падающего снега;
Скорби в одиночестве или непокоренные
Восторги, когда цветет лес; порывистый
Эмоции на мокрой дороге осенними ночами;
Все удовольствия и все боли, вспоминая
Ветвь лета и ветка зимы.Это меры, предназначенные для ее души.

  III 

Юпитер в облаках родился нечеловеческим образом.
Ни мать его не кормила, ни сладкая земля не дала
Большие манеры движения его мифического разума
Он ходил среди нас, как бормочущий король,
Великолепный, среди его задних лап шевельнулся,
Пока наша кровь, смешанная, девственная,
С небес принесла такое возмездие за желание
Самы олени различали это в звезде.
Неужели наша кровь не выдержит? Или это будет
Кровь рая? И земля
Кажется, все райское, что мы узнаем?
Тогда небо будет намного дружелюбнее, чем сейчас,
Часть труда и часть боли,
И следующая в славе любовь непреходящая,
Не этот разделяющий и равнодушный синий цвет. IV 

Она говорит: «Я довольна, когда разбуженные птицы,
Прежде чем они полетят, проверьте реальность
О туманных полях их сладкими вопросами;
Но когда птицы ушли, и их теплые поля
Больше не возвращайся, где же тогда рай? "
Нет места пророчествам,
Ни какой старой химеры могилы,
Ни золотое подполье, ни остров
Мелодичный, где духи их домой привезли,
Ни дальновидного юга, ни облачной пальмы
Удаленный на небесном холме, который пережил
Как терпит апрельская зелень; или выдержит
Как ее воспоминание о пробужденных птицах,
Или ее желание июня и вечера,
По завершению крыльев ласточки. В 

Она говорит: "Но в довольстве я все еще чувствую
Потребность в нерушимом блаженстве ".
Смерть - мать красоты; отсюда от нее,
В одиночку придет исполнение наших мечтаний
И наши желания. Хотя она рассыпает листья
Несомненно уничтожение на наших путях,
Путь больной печали, многие пути
Где торжество прозвучало своей дерзкой фразой, или любовь
Прошептала немного из нежности,
Она заставляет иву дрожать на солнце
Для девушек, которые привыкли сидеть и смотреть
На траве они встали на ноги.Она заставляет мальчиков складывать новые сливы и груши
На заброшенной тарелке. Девичий вкус
И заблудшие страстные в опадающих листьях.

  VI 

Неужели в раю смерть не изменится?
Спелые фрукты никогда не падают? Или делать сучья
Всегда тяжело висеть в этом прекрасном небе,
Неизменный, но так похожий на нашу погибающую землю,
С такими реками, как наша, которые ищут моря
Они никогда не находят тех же отступающих берегов
Что никогда не трогать нечленораздельную боль?
Зачем ставить грушу на те берега реки
Или приправить берега ароматом сливы?
Увы, что они там должны носить наши цвета,
Шелковые ткани наших дней,
И возьми струны наших безвкусных лютней!
Смерть мать красоты, мистической,
В чьей пылающей груди мы изобретаем
Наши земные матери ждут бессонно. VII 

Гибкое и бурное кольцо мужчин
Буду петь в оргии летним утром
Их неистовая преданность солнцу,
Не как бог, но как мог бы быть бог,
Обнаженная среди них, как дикий источник.
Их пение будет пением рая,
Из их крови, возвращаясь в небо;
И в их песнопение войдут, голос за голосом,
Ветреное озеро, в котором радуется их господин,
Деревья, как серафины, и гулкие холмы,
Этот хор между собой спустя много времени.
Они будут хорошо знать небесное общение
Об умирающих людях и о летнем утре.И откуда они пришли и куда они пойдут
Появится роса на их ногах.

  VIII 

Она беззвучно слышит в этой воде,
Голос, который восклицает: "Могила в Палестине
Разве крыльцо духов не задерживается.
Это могила Иисуса, где он лежал ».
Мы живем в старом хаосе солнца,
Или старая зависимость дня и ночи,
Или островное одиночество, без спонсорства, бесплатно,
Из этой широкой воды неизбежно.
Олени ходят по нашим горам, а перепелки
Свистят о нас свои спонтанные крики;
В пустыне созревают сладкие ягоды;
И в уединении неба
Вечером случайные стаи голубей делают
Неоднозначные колебания, когда они тонут,
Вниз, в темноту, на расправленных крыльях.

 Журнал Орион | Великолепное безразличие дикой природы 
 Врата Арктики открыты.
 Прилетели на крыльях.
 Сюда нас доставила выдра с крыльями —
 Это был здесь, из озера крикнул желтоклювый гагара.
 Именно здесь появился круг белых волков — пять на склонах горы.
 Именно здесь эмиссар коронованных карибу вышел из загробной земли.
 Мы прибыли незадолго до снега.
 Тундра была красной, золотой и зеленой.
 Мое присутствие было темным. Я только что подписал запретительный судебный приказ против моего брата не из-за него, а из-за меня. Я боялся за нас обоих. Мое сердце превратилось в насилие, отсчет времени, который ничего не забывает и держит все красным.
 Тундра была красно-золотой с черникой.
 Я собирал чернику с медведями, каждый из нас держался на расстоянии. Их было более чем достаточно.
 Я была с друзьями и моим мужем, Брук, который знал достаточно, чтобы оставить меня в покое.
 Это пустыня, ходить в тишине.
 Это пустыня, чтобы успокоить разум.
 Это пустыня, мое возвращение к самообладанию.
 Была гора в форме пирамиды. Каждый день я сидел перед ним. Каждый день что-то происходило. Изменяющийся свет от меняющейся погоды оживлял геометрию склона. Мимо прошел медведь. На ветру колыхалась хлопковая трава. Пуховые перья рассыпались по тундре. Утренний мороз быстро таял. Гора представляла собой великолепное безразличие, повторяющуюся грацию, геологическую крепость, смягчавшуюся в тени.
 Я шел к горе. Я взбирался по осыпному склону, камни колебались с каждым шагом. Это было тяжело. Я продолжал идти. Мое воображение достигло вершины прямо перед моими ногами. Вид был обширным. Я был маленьким. Я нашел облегчение.
 Мы передали пистолет моего брата шерифу Вайоминга. Чего мы не знали, так это того, что в Вайоминге похищение оружия у другого человека является уголовным преступлением. Мы забрали пистолет моего брата. Нас поместили в тюрьму округа Тетон. Обвинения в совершении уголовного преступления ожидали рассмотрения.
 Я забочусь о своем брате.
 Я забочусь о дикой природе.
 Заботиться — значит причитать.
 Мой брат — пустыня, непознаваемая.
 Сидя с горой, набираюсь сил. Передается устойчивость души.
 Безмолвие — это постоянное присутствие в виде лисы, наблюдающей за зайцем. Заяц прячется от лисы, тоже ждет, выжидает момента, чтобы сбежать. Гора остается, когда оба ушли.
 Что произойдет, когда пустыня исчезнет?
 Что останется?
 Большие усилия прилагаются к тем, кого мы любим: Брат.Пустыня. Лисица и Заяц.
 Прилагать усилия подразумевает постоянную осторожность, стремление видеть, что ничего не упускается из виду, но чтобы каждая мелочь привлекала внимание, как «приложить усилия с прекрасной вышивкой».
 Перед Великой горой на ум приходит фраза: «Сплети травы без всякой причины, и ты найдешь бога».
 В пустыне нет причин, поэтому я тку травы.
 У нашего вида нет причин, поэтому мы сходим с ума.
 Трава, которую я сплетаю, удаляет меня из моего разума, моего ужасного, жестокого, творческого разума.Буря, назревающая во мне, проходит. Я сделал небольшую циновку из травы для отдыха жаворонков.
 В пустыне нас определяет тело, а не разум.
 Тем не менее, я, ты, мы.
 жалоба [l  uh  —  ment ]
 1. Чтобы почувствовать или выразить печаль или сожаление. 
 2. оплакивать или оплакивать. 
 3. чувствовать, показывать или выражать горе. 
 4. формальное выражение печали или скорби в стихах или песнях; элегия или панихида.
 Синонимы к слову оплакивать: оплакивать, оплакивать, оплакивать.
 Синонимы к слову пустыня: пустыня, пустыня, дикий.
 Врата Арктики — одно из них.
 А что такое дикий синоним?
 Мой брат. Ему бы здесь понравилось. Если бы только он мог это видеть. Горизонт принадлежит Ротко. Ротко, покончивший с собой после завершения строительства своей часовни в Хьюстоне. Четырнадцать полотен. Пурпурный в одном свете; черный в другом; бордовый на рассвете. Когда я стоял в сумерках перед одним из панно Ротко, северной картиной, он превратился в портал — пустыню — океан — вселенную.И на мгновение я не боялся смерти.
 Наш вид совершает самоубийство — это выбор — и в процессе мы причиняем другим боль.
 Какая разница?
 Кого волнует эта пустыня?
 Это славное равнодушие?
 Днем я начал пересекать глубокое, сухое русло ручья, которое, если следовать по нему, приведет к реке под нашим лагерем, когда я заметил, что тонкая полоска воды начала стекать со снежного поля выше. Я решил дождаться ручейка и посмотреть, сколько времени потребуется, чтобы добраться до меня, и когда это произошло, я пошел по воде, время от времени останавливаясь, чтобы посмотреть на бассейн с водой за небольшим скоплением камней, пока не появятся новые капли с тающего снежного покрова. присоединился к ним.Вода собиралась достаточно долго, чтобы поднимать красные березовые листья, как лодки, пока они тоже не вылились на крошечный выступ плоского камня в потоке воды, набирая обороты, поскольку след снежных слез расширялся и снова объединялся, в конечном итоге заполнив половину русла реки. , продвигая по пути гальку. И когда я шел по переднему краю ручья, который теперь принимал дождь, я мог услышать его слабый, появляющийся голос, сообщающий о себе реке.
 Выживать — в нашей природе.
 Мой брат выживет.
 Наши отношения сохранятся.
 Ирония нашего существования заключается в следующем: мы бесконечно малы в великой схеме эволюции, мы являемся крошечным организмом на Земле. И все же лично и коллективно мы изменяем планету своей ненасытностью, скоростью досягаемости, нашими желаниями, нашими амбициями и нашими аппетитами. Мы размножаемся, наш голод умножается, а наша ненасытная тяга усиливается.
 Мы верим в больше, больше владений, больше силы, больше войн. Везде и везде наша агрессия продолжается.
 Моя агрессия по отношению к себе — первая война.
 Пустыня — это противоядие от войны внутри нас.
 В Воротах Арктики, следуя по следам карибу, я обретаю покой.
 Вы бы поверили мне, если бы я сказал вам, что прыгал?
 Мы прилетели крыльями.
 Да, возможность путешествовать здесь — это привилегия.
 Но это тоже выбор. Деньги — время. Где мы проводим время? Смотрите кабельное телевидение, гуляете по улицам Парижа или ловите окуня на озере Пауэлл? Люди говорят о досуге.Пустыня — это не мой досуг и не развлечение. Это мой разум.
 Эти долины, эти реки — складки, складки и толчки. Какая мудрость горы дом. Боже мой — они боги. У моего Бога ноги земли. Мы всего лишь мигрирующие мотыльки.
 В окружении красоты мы присоединяемся к дилемме Маленького принца: куда нам повернуть стулья? Куда нам смотреть?
 Желтоклювый гагара в одиночестве на озере: знает ли он, что его мало, что он является кандидатом на попечение в соответствии с Законом об исчезающих видах?
 Племя белых волков, встречающееся на горе: знают ли они, что они являются открытой целью для вертолетных охотников, пересекающих границы, которые никто не может обеспечить?
 Коронованные и восходящие эмиссары карибу: могут ли они почувствовать вкус масла, пузырящегося сквозь тающую вечную мерзлоту?
 Наследие Закона о дикой природе — это наследие заботы.Это акт любви за пределами самих себя, за пределами нашего собственного вида, за пределами нашего времени. Уважать дикие земли и дикие жизни, которые мы, возможно, никогда не увидим, а тем более не поймем, — значит признать, что мир не вращается вокруг нас. Закон о дикой природе — это акт уважения, который защищает землю и нас самих от нашего собственного уничтожения.
 Тундра красная, спелая с черникой. Медведи с запятнанными синими языками, как и мой, ждут зимы.
 Выживать — в нашей природе.
 Мой брат попросил меня о помощи. Вместо этого я дал ему ярость.
 Я пристрастился к гневу.
 Мы с братом оба наркоманы. Если вы посмотрите нам в глаза, вы не увидите разницы. Мы неплохие люди. Мы люди, которые плохо относятся к тому, что мы сделали.
 Секс. Деньги. Масло. Напиток. Разве мы все не пристрастились к чему-то, кому-то, какому-то тайному стыду, который мы питаем?
 В пустыне нет ничего постыдного.
 В пустыне есть принятие в эволюционных процессах жизни.Никаких просьб о пощаде растений или животных. Нет никаких жалоб или оправданий. Есть только поступательное движение жизни и неизбежный конец.
 Конец пустыни меня пугает.
 Я неустойчиво стою на ногах. Кочки в тундре, поросшие карликовой ивой, ставят меня на колени. Мой взгляд опускается до уровня лишайников, оленьих лишайников, и я замечаю, что ветвление одного напоминает другое. Я смотрю вверх. Ничего такого. Все.
 С помощью рук я поднимаюсь и продолжаю идти к холму, который виден из лагеря.Брук опережает меня. Карабкаемся по осыпи. Сверху отсчитываем пять водосливов и три озера, зная по карте, что есть еще четыре вне нашего поля зрения. Именно такая шкала защищает нас от самодовольства. У наших ног выбеленный рог карибу, врезанный в землю, выглядит изящным изгибом.
 Мы засыпаем на ложе из костей — птичьих, кроличьих, полевковых — и прижимаемся друг к другу, как тысячи раз мы это делали в диких местах. Маленькие перья, которые остались под выбеленным выступом из камня, свидетельство смерти, наводят на мысль, что найденное нами место также является насестом для соколов, орлов или сов.
 Мой брат связывает хищных птиц во время осенней миграции. Поскольку я нахожусь в Арктике, он находится на Комиссарском хребте в хребте Солт-Ривер в западном Вайоминге, где нет ничего необычного в том, чтобы увидеть, как 125 беркутов проходят через несколько дней. Перед тем, как мы раскололись, он сказал мне, что нужно трое мужчин, чтобы удержать орла и обвязать его ногу. Он описал день, когда издалека наблюдал за орлом, который наблюдал за ним, когда он крутил голубя на веревке над своей головой, как пернатое лассо, предназначенное для того, чтобы поймать взгляд орла и заманить его; как орел, находившийся в полутора милях от нас, превратился в крылатую торпеду, направленную на добычу, сосредоточенную и смертельную, и, когда мой брат держался ровно, орел устремился вниз ногами вперед к нему и голубю.Я забыл остальные детали, только то, что каким-то стоическим образом он держал огромную птицу в своем протесте достаточно долго, чтобы другие помогли ему повязать серебряную ленту вокруг ее лодыжки, которая позже блестела на фоне голодной пустыни.
 «Извини, что прерываю, — сказал наш друг Кайл, появившись на холме и запыхавшись, — но я хотел быть тремя вместо одного». Он разбудил нас. Мы сели с постели из костей. Под нами был вертикальный гризли.
 Брук встал, медведь поймал его на виду, упал на четвереньки и пробежал несколько ярдов, развернулся, снова встал, встал лицом к нам, понюхал воздух и затем пустился галопом по местности, заросшей карликовой березой, ивами и черная ель, никогда не оглядывающаяся.Мы наблюдали за золотым медведем, пока он не превратился в точку света, движущуюся по огромному пространству. Кто знает, кто еще наблюдал за нами.
 «Традиционные люди коюкон живут в мире, который смотрит в лес глазами», — пишет Ричард Нельсон в книге «« Помолитесь с вороном ».  «Человек, движущийся по природе — каким бы диким, отдаленным и даже безлюдным ни было место — никогда не бывает по-настоящему одиноким».
 Мы в стране глаз.
 Мы идем по стране глаз; мир, хорошо известный инупиатам, коюконам и людям, которые были до них.Без людей не бывает пустыни. Наш отпечаток на земле — это вопрос времени, масштаба и частоты.
 «Врата арктической дикой природы» находятся на территории одноименного национального парка. Занимая более 7 миллионов акров, включая большую часть хребта Брукс, он граничит на западе с дикой природой Ноатак, что делает его крупнейшим прилегающим районом дикой природы в Соединенных Штатах. Идите на восток, и вы найдете Арктический национальный заповедник дикой природы. Идите на северо-запад, и вы попадете в Национальный нефтяной заповедник.В этом национальном парке нетронутыми остаются родные земли, где коренные жители осуществляют свои права на существование, как они это делали на протяжении поколений. Ничто не существует изолированно, особенно дикая местность.
 Как нам вернуться в мир взаимосвязанный и взаимосвязанный, приоритетом которого является процветание и развитие? Какие системы убеждений появляются сейчас, укрепляя и способствуя развитию мира, все больше отдаляющегося от природы? А как насчет веры — моей веры — во все дикое?
 Я возвращаюсь в пустыню, чтобы вспомнить то, что я забыл, что мир здоров и прекрасен, что гармония и целостность экосистем в мире является зеркалом того, что мы потеряли.
 Мы с братом потерялись друг для друга. Изоляция стала спусковым крючком. Изоляция всегда является спусковым крючком пистолета, выпивки или войны.
 Пустыня — это не место изоляции, а созерцания.
 Вы слышали журчание Земли? Это здесь.
 Этим утром, когда мы пили чай, ушастая сова прижалась своим пухом и пером так близко к нам, что ее красота и сила поразили. Было ли это предзнаменованием или оракулом?
 Был ли мой брат в безопасности?
 Я?
 Wilderness — это нож, который рассекает притворство и обнажает страх.
 Зов дикой природы — это не то, что вы слышите, а то, чему вы следуете. Я хочу следовать за совой и осмелиться прикоснуться к тому, что угрожает убить нас —
 «Подожди, я кое-что вижу…» — говорят Коюкон.
 Дикая природа — это сюрприз нежности. То, что мы думаем разрушенным, можно восстановить.
 Возможно, это определение  нетронутой:  устойчивая целостность; обет здоровья и обновления; целостный экологический свод знаний.
 Мой брат, эта пустыня, и я приближаемся к первозданному месту понимания.
 В пустыне я вижу свое подлинное отражение в глазах Другого: сова, карибу, медведь.
 Мой брат — Другой, и я тоже.
 Можем ли мы любить себя настолько, чтобы измениться?
 Это был вопрос, который мы с братом задавали себе во время утренней прогулки по Тетонам, прежде чем мы расстались.
 Это вопрос, который я задаю себе снова.
 Я не видел своего брата с тех пор, как прошел через Врата пустыни.
 Я жду его возвращения.Он ждет меня.
 Весы равновесия можно найти в пустыне.
 Перо может склонить чашу весов.
 Пора прощать —
 мой брат, я, эта пустыня.
 Я хочу еще один шанс.
 Перемена — это красота.
 Великая гора, которую я наблюдал, ухаживал, учился как мой наставник, дрожит. Падают камни. Виден небольшой слайд. Снег накапливается на вершине пирамиды, угрожая стереть ее, и это огромное присутствие исходит из качества, которое я признаю как благоговение.По белоснежной тундре пересекают девять карибу. Они останавливаются и решительно стоят в нарастающей буре. Когда придут ветры, а они будут, это затишье превратится в метель, способную унести наши жизни.
 Я смотрю на гору, это славное безразличие.
 Я наблюдаю, как кто-то наблюдает за мной.
 Дикая природа — источник того, что мы можем себе представить.
 и то, что мы не можем — стержневой корень сознания.
 Он нас переживет.
  Послушайте разговор с Терри Темпестом Уильямсом о дикой природе и записи в журнале orionmagazine.org / multimedia. 
 Мнение | Краткая история американского безразличия 
 Вот классическая депеша из Европы: «Не прошло и 100 дней после своего первого президентского срока, как новый американский президент рассердил русских и оттолкнул союзников серией самовольных набегов на районы. из . . . » Какого президента? Джордж У.? Билл Клинтон? Рональд Рейган? Джимми Картер?
 Правильный ответ — это, конечно, все вышеперечисленное, и, для хорошей меры, все остальные первокурсники, поселившиеся в Белом доме с момента основания Атлантического Альянса 50 лет назад.Неоднократные стычки Джорджа В. с друзьями и соперниками Америки — это снова и снова дежавю (если заимствовать у Йоги Берры) по двум классическим причинам.
 Во-первых, за заметным исключением отца Буша, любой новый владелец Овального кабинета начинает как новичок во внешней политике; это строгое обучение действием и разрушением. Во-вторых, Соединенные Штаты — это бычий слон мировой политики. Куда бы он ни шел, он будет топтать траву. Естественно, остальному миру нужен хорошо воспитанный зверь, образец чувствительности Нью Эйдж и ответственности великой державы.
 Верный прецеденту, Буш-младший (пока) не сделал этого. «Европейцы ожидали привкуса твердого руководства от новой администрации, — отмечает The Economist, — но пока что, кажется, все это привкус и слабое лидерство». В свои первые 100 дней Джордж У. действовал так, как если бы он Джимми Картер переродился справа.
 Диковинное сравнение? В течение трех месяцев после вступления в должность в 1977 году г-н Картер разгневал как друзей, так и врагов — европейцев своим антиядерным рвением, Советы своим наступлением на права человека.Это была «политика добра», но она преследовалась с таким же упущением, которое было характерно для первых недель правления г-на Буша.
 Говоря языком дипломатии, обвинительный акт тогда, как и сегодня, был «односторонним», многосложным сокращением для: «Привет, господин президент, а как насчет наших интересов и ваших обязательств?» За исключением того, что администрация Буша так и поступила. не в добро, а — извините за выражение — в политику «America über alles».
 Противоракетный щит? К черту словесные торпеды из Берлина и Парижа — полным ходом! Киотский протокол о сокращении выбросов парниковых газов? Извините, друзья, наша собственная экономика на первом месте, и мы просто не можем позволить себе исправить наши расточительные методы.Балканы? Наши войска могут остаться или уйти, но решение остается за нами. Сопровождение двух Корей, что было так же дорого сердцу Билла Клинтона, как его вмешательство в ближневосточный мирный процесс? У нас нет собаки в этой драке.
 Это равнодушие, добавленное к травме, раздражает европейскую душу — точно так же, как знаменитая привычка Джимми Картера слушать классическую фоновую музыку во время разговора с европейскими сановниками по телефону. «Я мог бы прочитать ему телефонную книгу Бонна, — возмущался канцлер Германии Гельмут Шмидт, — и он бы этого не заметил.
 Тогда, как и сейчас, новая администрация согрешила против первой заповеди дипломатии: сначала выстроите своих уток. Возьмем недавний скандал вокруг Киотского соглашения о сокращении выбросов углекислого газа в мире. Администрация могла бы выдвинуть веские аргументы против соглашения: его краткосрочные цели абсолютно нереалистичны; что он должен отдавать должное «поглотителям» углекислого газа, таким как леса; что Европейский Союз тоже не может достичь поставленной цели. Но слово из Вашингтона было кратким и пренебрежительным: Киото «фактически мертв».В «Дипломатии 101» за это выступление г-н Буш получил бы F.
 Но великие державы не могут позволить себе вылететь из игры. В конце концов, каждый послевоенный американский президент, независимо от того, насколько он стремился угодить своим внутренним избирателям, сталкивался с Обширным Зарубежьем. Действительно, каждый из избранных предшественников У. со времен Дуайта Эйзенхауэра, в конце концов, определялся внешней политикой: Джон Кеннеди — кубинским ракетным кризисом, Линдон Джонсон — Вьетнамом, Ричард Никсон — разрядкой, г-н Картер — Ираном, Мистер Рейган — последняя глава холодной войны, мистер Рейган.Буш-старший — войной в Персидском заливе, Клинтон — Балканами и Ближним Востоком.
 Всем пришлось улучшить свои оценки путем боли и наказания. Так как дела у W.? За тринадцать недель его первого семестра его кривая обучения все шла вверх, вверх, вверх. Он с апломбом справился с китайским вызовом на Хайнань — идеальное сочетание твердости и творчества.
 И давайте не будем забывать о Великой банановой войне, которая бушует между США и Европой последние восемь лет.Терпение и умелая дипломатия наконец-то дали свои плоды. Европейский Союз собирается снизить свои протекционистские стены; Чикита, Доул и др. вернется в бизнес; а европейцы будут наслаждаться более дешевыми смузи.
 Дело не в бананах, а в том, чтобы добиваться своего, не теряя друзей. Они нужны даже мистеру Бигу. Как еще он успокоит Балканы, дисциплинирует Саддама Хусейна или сдержит Китай? Спросите Джимми Картера, несчастного двойника У. из Джорджии, чьи союзники, в конце концов, слушали только классический Музак, выпавший из Овального кабинета.
 [Обзор «Листья травы» (1855 г.)] (Обзоры) 
 Цитируйте эту страницу: [Неизвестно]. «[Обзор листьев травы (1855)]». 1 апреля 1856 г.  Архив Уолта Уитмена . Gen. ed. Мэтт Коэн, Эд Фолсом и Кеннет М. Прайс. По состоянию на 3 июня 2021 г. .
  Листья травы 
 Нью-Йорк.1855 г.
 Лондон.
 Хорселл.
 Мы перестали, как мы думали, удивляться всему, что может произвести Америка. Мы стали стоически равнодушными к ее шерстистым лошадям, ее русалкам, ее морским змеям, ее Barnums  1  и ее папоротникам Fanny;  2  но последний чудовищный импорт из Бруклина, штат Нью-Йорк, развеял наше безразличие по ветрам.Вот тонкий том кварто без имени автора на титульном листе; но для искупления у нас есть выгравированный на стали портрет печально известного человека, который считается предполагаемым поэтом. В этом портрете выражены все черты жесткого демократа и нет гибкости цивилизованного поэта. Поврежденная шляпа, грубая борода, голое горло, рубашка, обнаженная до пояса, — все это показано, чтобы показать, что человек, которому принадлежат эти предметы, презирает изящные искусства цивилизации.Этот человек — истинное воплощение своей книги — грубый, неотесанный, пошлый. Мы случайно узнали название этого беспорядочного и новейшего чуда; но на странице 29 мы видим, что он —
 Уолт Уитмен, американец, один из грубых, Космос,
 Беспорядочный, плотский и чувственный.
 Слова «американец» — излишек, «один из грубых» слишком болезненно очевиден; но мы не можем сказать, что предназначено для передачи «Космоса», если только это не означает человека, который думает, что прекрасная сущность поэзии состоит в написании книги, которую американский рецензент вынужден объявить «не предназначенной для чтения вслух». смешанная аудитория.«Мы бы пропустили эту книгу,  Leaves of Grass, , с негодующим презрением, если бы немало трансатлантических критиков попытались« исправить »этого Уолта Уитмена как поэта, который даст новую и независимую литературу Америке — который сформирует раса поэтов, как выпуск Банко, сформировала линию королей. Возможно ли, что самая чопорная нация в мире усыновит поэта, от непристойностей которого пахнет ноздрями? Мы надеемся, что нет; и все же существует вероятность — и мы покажем почему, — что этот Уолт Уитмен не встретит сурового упрека, которого он так заслуживает.Америка чувствовала — возможно, чаще, чем мы заявляли, — что у нее нет национального поэта — что каждый из ее детей песни слишком полагался на европейское вдохновение и слишком ревностно цеплялся за старые условности. Поэтому не исключено, что она может поверить в зарождение полностью оригинальной литературы; теперь появился человек, который презирает эллинских божеств, который не верит в Гомера и Шекспира, возможно, потому, что он ничего не знает; который полагается на свою суровую природу и полагается на свой суровый язык, будучи самим собой тем, что он показывает в своих стихах.Однажды пронзите его как зарождение новой эры, и манеры этого человека могут быть прощены или забыты. Но какое заявление можно считать таким Уолтом Уитменом или вообще считаться поэтом? Мы достаточно свободно допускаем, чтобы у него была сильная тяга к природе и свободе, как у животного; более того, его грубый ум способен ценить некоторые красоты природы; но из этого ни в коем случае не следует, что если природа прекрасна, значит, и искусство достойно презрения. Уолт Уитмен не знаком с искусством, как свинья с математикой.Его стихов — мы должны называть их так для удобства — двенадцать, они не отличаются ритмом и ничем не напоминают боевой клич краснокожих индейцев. В самом деле, Уолт Уитмен имел близкие и широкие возможности изучить профессии нескольких любезных дикарей. Или, скорее, этот Уолт Уитмен напоминает нам Калибана  3 , бросающего свои бревна и собирающегося написать стихотворение. На самом деле Калибан, а не Уолт Уитмен, мог бы написать это:
 Я тоже ни капельки не приручен — я тоже непереводимый.
 Я издаю свой варварский рык над крышами мира.
 Этот человек использует «варварское рыкание», чтобы оттолкнуть Лонгфелло в тень, а он тем временем стоит и «корчит рты» солнцу? Шансы на это были бы огромны, если бы не смешно. Тот предмет или тот поступок, который больше всего развивает нелепый элемент, несет в себе семена разложения и совершенно бессилен вытоптать из Вселенной Бога одну искру прекрасного.Таким образом, мы не боимся этого Уолта Уитмена, который использует сленг вместо мелодии и хулиганство вместо регулярности. Глубина его непристойностей станет могилой его славы, или должна быть, если не угаснут все надлежащие чувства. Сама природа сочинений этого человека исключает нас от возможности доказывать истинность наших замечаний отрывками; но мы, не чопорные, решительно заявляем, что человек, написавший страницу 79 из  Leaves of Grass , не заслуживает ничего так дорого, как кнут публичного палача.Уолт Уитмен клевещет на высший тип человечества и называет свою свободу слова истинным высказыванием человека: мы, которых, возможно, неправильно направила цивилизация, называем это выражением  зверя .
 Ведущая идея стихов Уолта Уитмена стара как мир. Это учение о всеобщей симпатии, которого придерживался первый поэт, и которого будет придерживаться и последний на земле. Он говорит:
 Не бунтарь идет в тюрьму в наручниках, а я в наручниках — 
 прикован к нему и иду рядом с ним,
 Ни один больной холерой не лежит при последнем вздохе, но я также лежу при последнем вдохе 
.
 Чтобы выразить эту симпатию, он приводит тысячу ничтожных, легкомысленных и непристойных обстоятельств. В этом мы видим разницу между великим и презренным поэтом. То, что Шекспир — могучий оттенок могущественного барда, простите нам сравнение — выразил одной строчкой,
 Одно прикосновение к природе роднит весь мир,
 этот Уолт Уитмен замучил на десятки страниц.Один отрывок покажет, что мы имеем в виду. Этот жалкий прядильщик слов заявляет, что на Земле «нет тем, или намеков, или провокаторов», и никогда не было, если вы не можете найти такие темы, намеки или провокаторы в
 Шпон и клей. . .кондитерские украшения. . Графин и стаканы 
. . . ножницы и утюг;
 Шило и наколенник.. . мерка пинта и мера кварты 
. . прилавок и табурет. . . пишущее перо гусиное или металлическое;
 Бильярд и кегли. . . . . . лестницы и веревки 
 гимназии и мужские упражнения;
 Дизайн для обоев, клеенок или ковров. . . . . . 
 галантерейных товаров для женщин. . . . . . марки переплетчика;
 Кожевенное дело, кузнечное дело, бойлерство, верёвка, 
 перегонка, роспись указателей, известкование, медь, хлопок — 
 сбор,
 Балка паровой машины.. . дроссельная заслонка и регуляторы 
, а также тяги вверх и вниз,
 Станки штамповочные и шлифовальные. . . . . . тележка кармана 
. . омнибус. . . тяжеловесная телега;
 Снегоочиститель и два двигателя, толкающие его. . . . . . Поездка в экспрессе 
 только из одного вагона. . . . . . стремительный пройти через 
 воющий шторм:
 Медвежья охота или кун-охота. . . .. . костер из стружки на открытом участке 
 в городе. . .смотрит толпа детей;
 Удары бойца. . . верхний разрез и один-два- 
 три;
 Витрины. . Гробы на складе дьяка. . . . . . 
 фрукт на подставке для фруктов. . . . . . говядина на прилавке мясника 
,
 Хлеб и пирожные в пекарне. . . . . .свинина белая и красная 
 в свинине;
 Ленты модистские. . .выкройки портнихи. . . . . . чайный столик 
. . .сладости домашнего приготовления:
 Колонка желаний в одноцентовой бумаге. . Новости по телеграфу 
. . . . . . аттракционы, оперы и шоу:
 Хлопок, шерсть и лен, которые вы носите. . . . . . 
 денег, которые вы зарабатываете и тратите;
 Ваша комната и спальня.. . . . . твоя форте пианино. . . . . . плита 
 и сковороды,
 Дом, в котором вы живете. . . . . . рента . . . . . . другие арендаторы. . . . . . 
 вклад в сберегательную кассу. . . . . . торговля в продуктовом магазине 
,
 Выплата в субботу вечером. . .поездка домой и покупки;
 Неужели автор задумал это как часть стихотворения? Разве не более разумно предположить, что Уолт Уитмен учился писать и что наборщик получил его тетрадь? Американские критики в основном довольны этим человеком, потому что он самодостаточен и принимает на себя все атрибуты своей страны.Если Уолт Уитмен действительно принял эти атрибуты, Америка должна поспешить отвергнуть их, какими бы они ни были. Критики довольны еще и тем, что он говорит как человек, не подозревая, что когда-либо существовала такая постановка, как книга, или когда-либо такое существо как писатель. Это в наши дни является чрезвычайно редкой квалификацией и может быть ценной, поэтому мы желаем этим джентльменам радости от их ВЕЛИКОГО НЕПОВРЕЖДЕНИЯ.
 Мы не должны забывать процитировать необычный отрывок, который может наводить на размышления писателей Старого Света.Чтобы заставить замолчать наших недоверчивых читателей, мы заверяем их, что этот отрывок можно найти на странице 92: —
 Разве это прекрасно, что я бессмертен?
 Поскольку каждый бессмертен, я знаю, что это прекрасно; но у меня 
 такое же прекрасное зрение, и то, что я был зачат 
 в утробе матери, столь же замечательно.
 И то, как меня когда-то не осязали, но я сейчас, и родился 
 в последний день мая 1819 года и прошел от младенца 
 в ползучем трансе три лета и три зимы 
, чтобы говорить и ходить, все одинаково замечательно .
 И то, что я вырос на шесть футов в высоту, и что я стал 
 мужчиной тридцати шести лет в 1855 году, и что я все равно здесь 
, все одинаково замечательно.
 Трансформация и неземная природа Уолта Уитмена изумительны для нас, но, возможно, не так для нации, из которой произошли духовные рэперы.
 Я вылетаю как воздух, я трясу свои белые локоны на беглых
 Я изливаю свою плоть водоворотами и плыву кружевными зазубринами;
 Я завещаю себя грязи, чтобы вырастить из травы любовь.
 Если ты снова хочешь меня, ищи меня под подошвами своих ботинок.
 Вот и образец мужского сленга и пошлости:
 В этот час я говорю конфиденциально,
 Я могу не всем рассказать, но скажу вам.
 Кто там идет! страстное желание, грубое, мистическое, обнаженное?
 Как мне получить силу из говядины, которую я ем?
 Что вообще такое мужчина? Что я? а ты что?
 Все, что я помечу как свое, вы должны компенсировать своим собственным,
 Еще время было потеряно, слушая меня.
 Я не хнычу, что хныкаю по всему миру,
 Эти месяцы пусты, а земля валяется и 
 грязи,
 Эта жизнь — отстой и продажа, и на конце 
 ничего не остается, кроме потрепанного хрена и слез.
 И вот изюминка его республиканской наглости, его звание Янкиедом и его дерзкая шутка со смертью:
 Я встал сегодня рано утром, чтобы поскорее попасть в Бостон.
 Вот хорошее место на углу. Я должен встать и посмотреть шоу 
.
 Люблю смотреть на звезды и полосы. Надеюсь, на фифах будет 
 играть Янки Дудл.
 Я прошепчу это мэру, он пошлет комитет в 
 Англию;
 Они получат грант от парламента и отправятся с тележкой 
 в королевский склеп.
 Выкопайте гроб короля Георгия, быстро извлеките его из погребальной одежды 
, упакуйте его кости для путешествия.
 Найди быструю машинку для стрижки янки: вот тебе груз, черный — 
 пузатая машинка для стрижки.
 Поднимите якорь! встряхните паруса, держитесь прямо 
 в сторону Бостонского залива.
 Комитет открывает коробку и устанавливает царственные ребра, и 
 склеивает те, которые не останутся,
 И похлопайте череп по ребрам, и похлопайте короной по 
 верхней части черепа.
 Ты отомстил, Старый Бастер!
 Мы не будем ни утомлять, ни оскорблять наших читателей дополнительными отрывками из этой замечательной книги. Emerson  похвалил его,  и назвал «самым выдающимся примером остроумия и мудрости, которые когда-либо внесла Америка». Поскольку Эмерсон получил значительную известность, он может позволить себе быть щедрым; но щедрость Эмерсона не следует принимать за справедливость. Если это произведение действительно гениальное — если принципы этих стихов, их свободный язык, их удивительный и дерзкий эгоизм, их животная энергия, будут настоящей поэзией и самым божественным свидетельством истинного поэта, — то наши исследования были напрасны , и еще более тщетно то почтение, которое мы оказали монархам саксонского интеллекта, Шекспиру, Мильтону и Байрону.Этот Уолт Уитмен считает, что его притязание на звание поэта основано на его крепком и грубом здоровье. Фактически он, как он заявляет, «поэт тела». Примите эту теорию, и Уолт Уитмен станет титаном; Шелли и Китс — чистейшие пигмеи. Если бы мы начали рассылать объявление о  Leaves of Grass  в гневе, мы не могли бы не отклонить его с сожалением, поскольку его автор, как мы только что обнаружили, сознает свое горе. Он говорит, на странице 33,
  Меня бросили предатели; 
  Я дико болтаю, я злой.
 Примечания: 
 1.
 Шоумен и артист Финеас Тейлор Барнум (1810–1891) подчеркивал в своем Американском музее (приобретенном в 1842 году) сенсационные и даже причудливые аттракционы, некоторые из которых были фальшивыми, а некоторые вполне законными.
 [назад]
 2.
 Фанни Ферн была псевдонимом Сары Пейсон Уиллис (1811-1872), чрезвычайно успешного газетного обозревателя и автора полуавтобиографического романа  Рут Холл  (1854).[назад]
 3.
 В произведении Шекспира  «Буря » Калибан — раб-получеловек, сын ведьмы Сикоракса, дьявола и символ низменных и похотливых побуждений.
 [назад]
 Безразлично к политике — глупо 
 ЗАПАДНАЯ мысль и западная литература постановили, что политика возникла у греков, а этимология связана с греческим словом «полис», что означает город-государство. Искусство управления городом-государством и его жителями было унаследовано современностью и теперь принимает форму управления делами страны или любого административного анклава.Именно это искусство иногда вызывает гнев людей. Политики часто становятся объектами антиправительственного рвения масс, часто охваченных язвительным восторгом от таких упоминаний, как «все политики — лжецы», «политика — грязная игра» и «никогда не доверяют политикам». Те, кто управляет дела государства часто становятся объектом самых ужасных эпитетов. Парадоксально, что некоторые люди занимают безразличную позицию по отношению к политике, которая связана с их миром и безопасностью, их законами, их экономическим благополучием и почти всеми аспектами их повседневной жизни.
 Международный мир и безопасность
 Мнение о том, что «политика не имеет ничего общего со мной», является печальным отражением ума, который не уделяет должного внимания человеческому делу. Неизбежная актуальность политики в высшей степени проявляется в поддержании глобального международного мира и безопасности. Именно политические действия дали миру комфорт, так как мировая война не ведется с 1945 года. От космической войны до битвы за мирские ресурсы, когда мы спим по ночам, мы находимся во власти решений, принимаемых политиками.Я не понимаю, как разумный ум может насмехаться над этим искусством.
  Политика и повседневная жизнь  
 Политика вытесняет каждую щель повседневного существования. Часто беспокойное и приземленное занятие завтраком усиливается или уменьшается в зависимости от политических действий или бездействия. Если законодатели, министры и технические лица, ответственные за экономику, не поймут это правильно, размер вашего хлеба или количество сахара или молока, которое вы можете добавить к своему чаю, может быть связано с политическими вещами.Когда вы приступаете к работе или остаетесь дома, чтобы подать заявление о приеме на работу, становится яснее, что не существует деятельности, выполняемой гражданами, которая изолирована от того, что Гарольд Ласвелл описывает как искусство «кто что, когда, как получает». трава в вашем дворе, антенна, тарелка или никакая другая техника, есть потребность в управлении этими делами. Альтернативы тому, что является абсолютной необходимостью для поддержания цивилизации, не существовало. Если вам не удастся выбрать правильных людей для руководства, это может определить жизнь или смерть.Следовательно, глупо игнорировать или отвергать этот незаменимый аспект человеческого существования
  Важная гражданская деятельность  
 Политика как профессия в силу своей сложности и личной жертвы берет верх над другой гражданской деятельностью. Юрист или врач могут наслаждаться прогулкой со своей семьей и не подвергаться допросу о том, почему проблемы не решаются. Политик может отправиться в кинотеатр и большую часть времени проводить в дискуссиях о национальных проблемах.Когда вы заявляете о себе как о человеке в политической сфере, ваша жизнь никогда не будет прежней. Общественный контроль не остановить, даже если вы прогуливаетесь. Вдобавок к этому нужно научиться сложному искусству изучения и управления самым сложным из них всеми — людьми. Управление человеческими делами, несомненно, будет самым важным гражданским обязательством, в котором можно участвовать. Природа людей и все сопутствующие им сложности полностью подтверждают аргумент: политика не только необходима, но и является высшим среди других гражданских занятий.
 Те, кто отказывается от политики и политиков, должны предложить лучший способ управления делами государства, который не может остаться без внимания. По этой причине и по другим вышеупомянутым соображениям я считаю, что безразлично к политике глупо.
 Прочтите в Интернете «Безразличные звезды наверху», Дэниел Джеймс Браун 
  «Безразличные звезды наверху» 
 Мучительная сага о ДОННЕРСКОЙ ПАРТИИ
  Дэниел Джеймс Браун 
  Для Шэрон 
  Спасибо 
 И они прибили доски над ее лицом,
 Крестьяне той земли,
 Интересно уложить ее в этом одиночестве,
 И подняли над ее холмом
 Крест, который они сделали из двух кусков дерева,
 И кипарис вокруг насадил;
 И оставил ее равнодушным звездам наверху.
 —W. B. YEATS,
  Сон смерти 
  Содержание  
  Эпиграф 
  Примечание автора 
  Пролог 
 Sprightly  Часть первая: 
 Девушка-возня 
  Дом и сердце первой главы 
  Грязь и товары второй главы 
  Третья глава 
  Вторая часть: 
  Бесплодная земля 
  Пыль четвертая 
  Обман пятая глава 
  Глава шестая Соль, шалфей и кровь 
  Часть третья: 
  Съеденный нищий за счет меньшего 
  Глава седьмая холодные вычисления 
  Глава восьмая Отчаяние 
  Глава Девять Рождественских праздников 
  Глава Десятая Сердце на горе 
  Глава Одиннадцать Безумие 
  Глава Двенадцатая Надежда и Отчаяние 
  Фотографическая вставка 
  Глава и Тринадцать Героев Негодяи 
  Часть четвертая: 
  В оправдание случайности 
  Глава четырнадцать Shattered Souls 
  Глава пятнадцать Золотые холмы, Блэк-Оукс 
  Глава Sixteen Peace 
 Годы после 
  Эпилог 
  Приложение: лагеря Доннер-Пати 
  Благодарности 
  Примечания к главе 
  Источники 
  П.S. Insights, интервью и многое другое. . . * 
  Об авторе 
  О книге 
  Прочтите 
  Другие книги Дэниела Джеймса Брауна 
  Кредиты 
  Авторские права 
  Об издателе 
  ПИСЬМО АВТОРА  
 Даже спустя много лет после того, как трагедия закончилась, младшая сестра Сары Грейвс Нэнси часто плакала без всякой видимой причины.Она озадачила многих своих одноклассников в новом американском поселении в Пуэбло-де-Сан-Хосе. В одну минуту с ней все было в порядке, она бегала, смеялась и играла на пыльной школьной земле, как любой другой десятилетний или одиннадцатилетний ребенок, но вдруг в следующую минуту она вдруг рыдала. Все они знали, что она была частью того, что тогда называлось  прискорбной партией Доннера , когда она прибыла в Калифорнию в 1846 году. Сами недавние эмигранты, большинство из них в целом знали, что это значит, и сочувствовали ей за это.Но долгое время никто из них не знал особого, личного секрета Нэнси. Это было слишком ужасно, чтобы рассказывать об этом.
 Секрет Нэнси Грейвс был лишь частью многих вещей, которые было слишком ужасно раскрывать к тому времени, когда последние выжившие из партии Доннера вышли из гор Сьерра-Невада весной 1847 года. И в течение десятилетий после этого многие из этих вещей об этом не говорили, за исключением сообщений в бульварных газетах, которые часто были скорее вымыслом, чем правдой.Многие реальные подробности того, что произошло той зимой в Сьерра-Неваде, начали выявляться только после того, как редактор газеты по имени Чарльз Ф. МакГлашан начал вникать в историю в 1870-х годах. МакГлашан приступил к опросу выживших и в 1879 году опубликовал свою книгу  «История партии Доннера»,  — первую серьезную попытку задокументировать катастрофу. С тех пор правдивые и вымышленные истории смешивались и скрещивались в американском воображении.
 Представляя свою недавнюю книгу « Патриотические битвы: как велась война за независимость»,  Майкл Стивенсон указывает, что наши представления о поколении, которое боролось за американскую революцию, стали , забальзамированными ,  — медленным нарастанием национальной мифологии. Как правда. Я до сих пор не могу думать о Джордже Вашингтоне, не представляя его в виде мраморного бюста. Но если поколение 1776 года окаменело мифологией, то же самое можно сказать и о внуках. Поколение эмигрантов 1840-х годов бесконечно изображалось в фильмах и телепрограммах, почти всегда в очень стереотипных формах — вереница клише о мужчинах с сильными челюстями, кружащих вокруг фургонов, чтобы сдерживать нападения индейцев, и о женщинах с твердыми краями, которые бесконечно сбивают масло и всматриваются. из-под шляпок с глазами, холодными и твердыми, как истерзанные рекой камни.
 Эмигранты 1840-х годов заслуживают лучшего. В общем, это были замечательные люди, жившие в замечательные времена. То, насколько они замечательны, в значительной степени замаскировано для нас не только стереотипами и мифологизацией, но и домотканой обыденностью их одежды, банальным характером их языка, простыми добродетелями, которыми они дорожили, и небрежной смелостью, с которой они столкнулись с трудностями и горькими суровыми реалиями. Фактически, люди среди них действительно иногда кружили вокруг своих фургонов, чтобы защититься от потенциальных нападений индейцев, хотя нападения ожидались гораздо чаще, чем когда-либо.Но мужчины также лежали без сна по ночам, мучаясь из-за того, во что они вовлекли свои семьи, замышляли использовать друг друга, рыдали под звездами, когда их дети умирали, страстно желая женщин вдвое моложе их. И женщины, конечно, сбивали много масла, но они также изучали ботанику, консультировали проблемных подростков, тосковали по любви, боролись с властными мужьями и занимались дикой веселой любовью в глубинах своих крытых фургонов. Как и все люди во все времена, мужчины и женщины-эмигранты, а также мужчины и женщины коренных американцев 1840-х годов были сложными связками страха и надежды, жадности и щедрости, благородства и дикости.
 И, в конце концов, каждый из них был, конечно, индивидуален, таким же уникальным, жизненным и тонким, как вы или я. Поэтому, прежде чем я начал писать эту книгу, я дал себе клятву, что везде, где это возможно, я буду сокращать клише и сопротивляться легким предположениям о мужчинах и женщинах, уехавших на Запад в 1846 году. И я решил сосредоточиться на одной женщине. в частности, Сару Грейвс, и рассказать неприкрашенную правду о том, что случилось с ней в высокой Сьерре ужасной зимой того же года.
 Сара не упростила задачу. Она оставила небольшую запись о своем собственном опыте, и хотя другие, кто пережил вместе с ней испытания той зимой, оставили нам свои собственные, иногда довольно подробные отчеты, немногие из них могли много рассказать о ней. Но имеющиеся свидетельства предполагают, что она была дружелюбным, общительным и вдумчивым человеком, которого очень любили многие из ее товарищей, но, возможно, не способным привлекать к себе внимание. И поэтому, хотя я всюду старался полностью придерживаться фактов, описывая ее, я временами экстраполировал то, что сообщали ее сопровождающие, или опубликованные выводы экспертов в определенных областях, чтобы описать то, что она, должно быть, испытала.Знание, например, что она провела определенную ночь, спящую на снегу, одетую только во влажную фланель, когда ртуть упала до отметки двадцатых, позволяет нам также с достаточной уверенностью узнать, что она, должно быть, испытала с точки зрения физического дискомфорта, потенциального переохлаждение и психологический стресс. Итак, я пошел туда, где рассказы очевидцев и свидетельства экспертов привели меня к описанию такого опыта. Точно так же в местах, которые я использовал на собственном опыте, идя по ее стопам, чтобы воссоздать прямые физические ощущения, которые она неизбежно должна была испытывать.Так, например, описывая ее прохождение через высокую траву прерий, я включил сенсорные детали из моего собственного похода по густой траве прерии Уиллы Кэзер Мемориал в Небраске.
 Имея это в виду, я предлагаю эту книгу не как исчерпывающую историю партии Доннера, а как линзу, через которую, я надеюсь, вы сможете с состраданием и пониманием взглянуть на одну молодую женщину и на все, чем когда-то был мир. ей.
 ДЭНИЛ ДЖЕЙМС БРАУН
 Редмонд, Вашингтон
  1 сентября 2008 г. 
  ПРОЛОГ  
 Во многих смыслах эта книга началась одним жарким октябрьским днем ​​осенью 2006 года, когда я ехал в поисках долины Напа. для костей.Я люблю кости. Мне нравится их жесткая прочность, четкость линий, их вес и вес. Больше всего мне нравится их честность. У Кости есть свои секреты, но они не лгут.
 Я медленно шел вверх по долине на арендованной машине, попав в обычную процессию туристов, прогуливающихся по выходным, от одной винодельни к другой по шоссе 29. Волны жары накатывались на черный асфальт впереди меня. Неясная осенняя дымка окутывала долину, как и пьянящий аромат бродящего вина.Урожай был в самом разгаре. Бригады сборщиков пробирались среди виноградных лоз, наклоняясь, таща белые пластиковые коробки, полные темного винограда. Наблюдая за ними, я обрадовался кондиционеру в машине.
 Винные туристы и я прокрались через горячий, но живописный старый кирпичный центр острова Св. Елены, мимо величественных каменных зданий винодельни Берингера, затем мимо мельницы Old Bale Mill. Я вытянул шею, чтобы увидеть мельницу, но ее огромное деревянное водяное колесо было скрыто за завесой из секвойи.Я с любовью вспоминаю мельницу как тенистое прохладное место, которое мой отец приносил мне на пикники в такие теплые дни, как этот, когда я сопровождал его в торговых поездках по долине в 1960-х годах. Наконец, к югу от Калистоги я снялся с парада и припарковал машину перед величественным старым фермерским домом. Сейчас в этом доме располагается штаб-квартира государственного парка Бот-Напа, но когда-то он принадлежал моему двоюродному дедушке Джорджу Вашингтону Такеру.
 Я вышел из машины. Дом был закрыт на полдень, поэтому я обошел его и пошел по небольшой грунтовой тропинке через поле высохшего чертополоха и пересохшей травы высотой по пояс к тому, что осталось от белого штакетника.Части забора упали на землю, а чертополох между пикетами вырос высокими и рваными. Остальные секции по-прежнему стояли, наклонившись под странными, разрозненными углами, чешуйки белой краски отслаивались от серого обветренного дерева. Время от времени с покрытых чапаралем гор Маякамас на западе дул порывы горячего сухого ветра, и чертополох грохотал и царапал деревянные планки. Цикады кружились среди больших долинных дубов, окаймлявших поле. Перечный аромат лавра приправлял насыщенный вином воздух.
 Поваленный забор окружал остатки заброшенного кладбища. Большинство надгробий были сделаны из белого мрамора, и многие из них были потрескавшимися. Некоторые повалились на землю и лежали ничком среди сорняков; у других отсутствовали существенные части, имелись лишь отрывочные надписи, наполовину скрытые пятнами серо-зеленого лишайника. Я начал задаваться вопросом, найду ли я того, кого искал. Но потом я это сделал. На мраморе была высечена надпись GEORGE W. TUCKER DEC. 15 августа 1831 г.16 1907.
 Он был дядей моего отца, и я был там, потому что он — моя единственная слабая связь с молодой женщиной по имени Сара Грейвс Фосдик. Я пришел пообщаться с его костями до того, как начал искать ее. Он не был важной фигурой в жизни Сары, но однажды, давным-давно и далеко оттуда, он был в ее компании. Ему тогда было всего пятнадцать, ей — двадцать один, и они оба отправились в путешествие потрясающих размеров по, в буквальном смысле, неизведанной территории.Были ли они вообще знакомы в первые несколько недель той поездки, я не знаю. Они оба начали свое путешествие в Иллинойсе — он в Иллинойс-Сити, а она в Спарленде, недалеко от Пеории. Через месяц на западном берегу реки Миссури их семьи встретились и подружились. Вряд ли она обратила бы на него, простого мальчика, какое-либо особое внимание. Но я знаю, что они, должно быть, со временем узнали друг друга, сброшенные вместе обстоятельствами, настолько ужасающими, что ни один из них не мог вообразить ничего подобного при первой встрече.Он путешествовал там, где она путешествовала, видел и чувствовал многое из того, что она видела и чувствовала. Его кости прошли те же утомительные тропы, протянулись ночью на тех же участках дерна прерий, с трудом пролезли через те же скованные льдом горные перевалы.
  I  Я далеко не первый, кто общается с костями в надежде понять историю Сары. В один теплый августовский полдень летом 1849 года Уэйкман Брайарли, двадцативосьмилетний врач из Балтимора, обнаружил себя недалеко от того, что тогда еще называлось озером Траки в высокогорьях Сьерры.Как и многие другие амбициозные молодые люди тем летом — летом, когда весь мир молодых людей, казалось, хлынул через Северную Америку и в Калифорнию, — он шел к золотым приискам. Его отряд расположился лагерем к востоку от озера, и, имея возможность убить день, он решил воспользоваться возможностью и окунуться в холодную ванну. По пути к озеру он надеялся также найти что-то еще, что искали этим летом сотни других путешественников — своего рода местную туристическую достопримечательность.
 Он пошел пешком и всего в 150 ярдах по дороге нашел первое свидетельство того, что искал.На пыльном лугу, полном жужжащих кузнечиков, сухой травы и растений высотой в фут с широкими серыми листьями, называемыми  уши мула,  стояла обветренная, но аккуратно оформленная бревенчатая хижина. Хижину окружали какие-то необычно высокие пни, остатки сосен, срубленных в десяти или более футах над землей. Он осмотрел хижину и обнаружил, что в ней два входа и две жилые комнаты, разделенные бревенчатой ​​перегородкой. В земляном полу каждой камеры было неглубокое углубление, возможно, остатки костровых ям или каких-то могильных ям.Покопавшись в сухой траве среди пней возле хижин, он нашел несколько обугленных бревен. А потом поблизости он нашел то, что ему сказали.
 Наполовину скрытые в траве груды костей. Сначала казалось, что большинство из них были костями крупного рогатого скота, но затем, чуть левее от них, он обнаружил почти полный человеческий скелет, растянувшийся на земле с травой, росшей между ребрами. Он нагнулся и осмотрел останки. Затем он заметил, что в траве поблизости есть обломки сломанных деревянных ящиков и какие-то выцветшие предметы одежды.Он взял детский чулок и почувствовал, как что-то внутри него гремит. Он осторожно вывернул чулок наизнанку и высыпал его содержимое себе в руку — маленькие и идеальные косточки стопы ребенка.
 Брайарли встал и созерцал сцену перед ним. Как врач, он раньше видел множество человеческих костей. А совсем недавно он видел очень много. Сухопутная тропа, по которой он ехал все лето, была усыпана неглубокими могилами, местами по десять на милю.Большинство из них были продуктом разрушительной эпидемии азиатской холеры, которая распространилась из Нового Орлеана вверх по реке Миссури, а затем на запад по тропе тем летом, убив сотни эмигрантов всех возрастов. Могилы часто были неглубокими, вырытыми в песчаной почве людьми с мрачными лицами, жаждущими уйти и спастись от загадочного агента, ставшего причиной всех этих смертей. Многие могилы были вскрыты волками и койотами, а местами дорога была усыпана костями и обрывками мумифицированных трупов.
 Удовлетворенный тем, что он увидел то, что он хотел увидеть, Брайарли избавился от мрачности своего открытия и продолжил путь вдоль красивого ручья через редкие сосновые леса к озеру Траки. В то утро трава покрылась инеем, но после полудня стало жарко и сухо, как это часто бывает на восточной стороне Сьерры в конце лета. Он был пыльным и усталым от путешествий, поэтому разделся и принял ванну. Его поразила чистая красота этого места. Он ликовал от прозрачности холодной кристально чистой воды озера и от драматизма гранитных скал и базальтовых скал, возвышающихся над дальним концом озера.
 Взволнованный, он направился обратно к лагерю своей группы. А затем, неожиданно, проходя через темный сосновый лес, он наткнулся на новые свидетельства того, что произошло там всего три года назад — остатки другой хижины, сгоревшей дотла. Среди почерневших бревен он нашел еще человеческие кости — намного больше. Он присел, чтобы осмотреть их, и на этот раз кости шокировали Брайарли не столько их количеством, сколько их состоянием. Бедренные и большеберцовые кости были рассечены, словно топором; черепа были разрезаны, как будто пилой для мяса.Чувство духовного обновления, которое он испытывал на озере, быстро исчезло. Глядя на то, что лежало перед ним, его внезапно охватило ощущение, что все это место, как он писал в тот вечер в дневнике, пронизано грустной, меланхолической тишиной. . что, кажется, все ближе и ближе. . . .  Он замер и начал размышлять о том, что могли бы сказать ему эти кости:
  Вид на эти печальные памятники пробуждает все сочувствие в сердце и душе, и вы почти задерживаете дыхание, чтобы прислушаться к каким-то печальным звукам из эти почерневшие, мрачные погребальные сваи, рассказывающие вам о своих многочисленных страданиях и взывающие к вам за хлебом, хлебом.
 Уэйкман Брайарли был прав. Чтобы услышать только голоса, которые могут рассказать эту историю, вы должны почти задерживать дыхание, чтобы слушать. То, что они говорят, трудно услышать, и еще труднее с этим смириться.
 И вот, стоя на давно заброшенном кладбище в долине Напа, я тоже затаил дыхание и напрягся, чтобы прислушаться. Я вытащил из кармана манильский конверт и вынул фотографию Сары, подаренную мне одним из ее родственников. Я изучил его, как много раз делал прежде.Это преследует меня с тех пор, как я впервые увидел это, и в конечном итоге это причина, по которой я решил написать эту книгу. В тот момент, когда это было сделано, Сара спокойно смотрела в камеру яркими умными глазами. Она была хорошенькой, но только тихой, сдержанной. На снимке ее волосы разделены посередине и зачесаны назад над ушами, и она одета в простой черный корсаж с кружевным воротником и большим белым бантом на шее. Она кажется серьезной, почти мрачной, но, как это ни парадоксально, на ней, как мне кажется, есть легкий намек на улыбку, как у Моны Лизы.
 Именно эти яркие глаза и эта тонкая почти улыбка впервые привлекли мое внимание и с тех пор удерживают его. В эпоху, когда люди почти повсеместно считали, что мрачное, даже суровое выражение лица — самое подходящее лицо для показа на камеру, Сара позволила проявиться крошечному проблеску счастья или, по крайней мере, явного удовлетворения. Стоя среди грохочущих чертополохов рядом с могилой моего двоюродного деда, я задавался вопросом, как мне совместить этот намек на счастье с тем, что я уже знал о ее жизни и смерти.
 Я повернулся, чтобы уйти, пробираясь через чертополох, вокруг дома моего двоюродного дяди и обратно к машине. Я выехал на шоссе и начал одиссею. Чтобы понять историю Сары и хорошо ее рассказать, я знал, что мне нужно отправиться туда, куда она ушла, быть там, где она была в то время года, когда она была там. Мне нужно было ехать на восток, а затем следовать за Сарой на запад от того места, где она начинала, до того места, где она заканчивалась.
 Во время серии поездок в течение следующих полутора лет я потратил несколько тысяч миль на аренду различных автомобилей и остановился в более дешевых мотелях, чем мне хотелось бы вспомнить.Я пробирался через прерийную траву высотой по пояс, кишащую клещами, боролся пешком по пыльным склонам в Скалистых горах, шел по солончакам Юты в иссушающей жаре, топал снегом до бедер в Сьерре, следуя по стопам Сары так же близко, как и я. разумно могла, куда бы она ни пошла. Во всем этом я увидел и почувствовал много вещей, которые обогатили мое понимание ее истории и, надеюсь, обогатили мое повествование о ней. Однако на каждом этапе пути я никогда не мог забыть, что я не испытал ни малейшего дискомфорта и трудностей, которые Сара испытывала в каждый конкретный день во время ее необычного путешествия к постоянно заходящему западному солнцу.
   Часть первая  
 БЫСТРЫЙ МАЛЬЧИК И ДЕВОЧКА 
 Мы смотрим на них и с удивлением наблюдаем, как беззаботная легкость и радость проявляются в лицах почти всех — старых, молодых, сильные и слабые — бодрый мальчик и шумная девочка. . . .
  —Ст. Joseph Gazette, 
 8 МАЯ 1846
   1   
  ДОМ И СЕРДЦЕ 
 В ночь перед отъездом Сары из Иллинойса в Калифорнию висела полная луна — пухлая и многообещающая, как жемчужина. над городком Штойбен.Внизу, в низине, река Иллинойс бесшумно скользила мимо усадьбы Франклина Уорда Грейвса, быстро и бесповоротно отсчитывая время. На скользящей поверхности воды мягко мерцал лунный свет, но под водой река была черной и вздувшейся.
 В 5:25 следующего утра, 12 апреля 1846 года, солнце взошло над утесами на восточном берегу реки, и вместе с солнцем поднялась и Сара. Она вылезла из постели, оделась и направилась к дому в долине, дому, в котором она выросла.На ферме ее отца упряжки быков с широкими балками угрюмо стояли в своих коромыслах, их огромные головы покачивались из стороны в сторону в холодном сером свете зари, белые струи дыхания ритмично исходили из их мясистых ноздрей. Волы были привязаны к трем узким сельскохозяйственным фургонам, каждая не более четырех или пяти футов шириной, но девяти или десяти футов длиной и покрытых брезентом, натянутым на обручи, образуя высокий навес. Родители Сары и восемь ее младших братьев и сестер спешили по грязному двору, загружая последние несколько вещей в вагоны.Несколькими минутами позже полная луна скользнула под утесы на западном берегу реки, возможно, предзнаменование хороших вещей, которые можно найти в этом направлении. Во всяком случае, так должно было казаться.
 В то утро Сара была счастливой молодой женщиной. Однако всего две недели назад все было по-другому. Она была глубоко разорвана — влюблена в молодого человека, игравшего на скрипке, но столкнувшись с самым трудным решением в своей юной жизни. Более чем влюбленная, она была помолвлена, чтобы стать женой молодого человека.Но ее мать, отец и братья и сестры были на заключительной стадии сортировки своих вещей, отдавая или выбрасывая многие из своих вещей и тщательно упаковывая самые необходимые и самые ценные вещи в три фургона на своей ферме.
 Они собирались забраться в эти фургоны и исчезнуть за западным горизонтом, направляясь в Калифорнию, место, которое Сара вряд ли могла себе представить. Если она останется, как планировалось, чтобы выйти замуж за своего молодого человека, по всей вероятности, она никогда больше не увидит никого из них — ни свою мать, ни ее отца, ни ее восемь братьев и сестер, многих из которых она помогла вырастить.Конечно, она все еще может пойти с ними, но это значило бы бросить молодого человека со скрипкой. В отличие от помолвок и браков многих ее друзей здесь, на границе с Иллинойсом, некоторые из которых вышли замуж в возрасте тринадцати или четырнадцати лет, свадьба Сары не была ни экономическим, ни чисто практическим вопросом. Ее сердце прижалось к сердцу молодого человека.
 Его звали Джей Фосдик, и он был на два года старше Сары, около двадцати трех лет. Он и его семья приехали в городок Стойбен позже, чем семья Сары, и поселились вдоль Сенахвин-Крик, в трех милях к западу от усадьбы ее семьи.Как и ее собственная семья, Фосдики были полностью янки по своему происхождению и своему образу жизни. Фактически, они могли проследить свою родословную до Уильяма Брюстера из  Mayflower.  В Новой Англии Фосдики на протяжении многих поколений были китобоями, капитанами кораблей и серебряными делами. После революции многие из них эмигрировали в западный Нью-Йорк и занялись сельским хозяйством. Совсем недавно некоторые, в том числе родители Джея, уехали дальше на запад, в Иллинойс, в поисках лучшей сельскохозяйственной страны, чем предлагали каменистые почвы Нью-Йорка.По прибытии в городок Штойбен отец Джея, Леви, сразу же отправился на работу, чтобы посадить фруктовые деревья на своей новой земле, создав небольшое местное чудо, которое уже стало называться  Большим фруктовым садом  по всему городку.
 Но Леви Фосдик, у которого дома были две дочери и только одна, младший сын, нуждался в Джее, чтобы он помогал ему с непрекращающимися циклами работы, которые требовались приграничной усадьбе и большому саду. Его соседи позже сообщали, что он не был в восторге от мысли о том, что его сын улетает в такое место, как Калифорния — место, которое находилось более чем в 1600 милях от Соединенных Штатов, когда пролетела ворона, и, возможно, в двух тысячах миль по фургонной дороге. , что могло быть достигнуто только через территорию Индии, которая, во всяком случае, принадлежала иностранному правительству.Джею придется остаться в Иллинойсе.
 Итак, в течение нескольких недель, с нарастающим отчаянием, Сара наблюдала за приготовлениями своей семьи по мере приближения их неизбежного отъезда. Ей придется оторваться не только от Джея, если она разорвет помолвку и решит последовать за своей семьей. Это было также то место, где она жила с шести лет, единственное место, которое она могла вспомнить как свой дом.
 Когда она и ее семья приехали сюда в 1831 году, река Иллинойс находилась недалеко от самых дальних западных границ американской границы.И низины вдоль реки, и широко открытые прерии на близлежащих утесах были девственной землей и своего рода страной чудес для босоногой шестилетней девочки. Весной прерийная трава на обрывах росла на пять футов в высоту — огромное зеленое море, в котором ребенок мог прятаться часами. На полянах куры прерий расхаживали и танцевали, поднимая пыль, надувая ярко-оранжевые воздушные мешочки на шеях, издавая глубокое низкое улюлюканье и издавая пронзительные, громкие брачные крики по продуваемой всем ветрам сельской местности.Вниз по реке индийская кукуруза на полях ее отца росла даже выше луговых трав, иногда до двенадцати футов в середине лета. Тыквы трех футов в диаметре росли бок о бок с ярко-желтыми летними тыквами и жирными зелеными арбузами. Весной лес под обрывами пел птичий треп. В пятнистом свете этого леса Сара могла собирать фундук у бушеля и наполнять ведра сладкими сливочными лапками.
 А потом был сам дом — однокомнатный бревенчатый домик с пробитым полом.Это было просто и ясно, но к весне 1846 года в каждом закоулке, должно быть, были священные воспоминания для Сары. В конце комнаты стоял большой камин из глины и плетня. В камине, приютившемся среди пепла, всегда наготове стояла большая чугунная голландская печь. Это был сосуд, из которого Сара, вероятно, накормила и съела тысячу блюд. Сколько она себя помнила, он служил для самых разных целей, например, для тушения оленины, выпекания соленого хлеба и замачивания обмороженных ног отца зимними ночами.
 Раскладушки, покрытые самодельными лоскутными одеялами, были заправлены в углы комнаты. Одежда семьи, почти вся домотканая: шерстяные чулки, брюки и юбки; льняные платья, сменные платья и рубашки — висели на крючках вдоль одной стороны комнаты. С другой стороны, отец Сары приколол пахнущие мускусом шкуры волков и бобров, а иногда и медведей, которых он застрелил или поймал в ловушку. Стены стояли под шкурами, полные душистой пшеницы и очищенной кукурузы мешки. Застекленное окно, пропускающее солнечный свет даже в морозные зимние дни, выходило на дорогу общего пользования, которая проходила возле хижины.Под этим окном стоял сундук, достаточно большой, чтобы Сара и одна из ее сестер могли свернуться калачиком на нем и проводить долгие часы в луже солнечного света, шить, читать или нанизывать стеклянные бусины на нитки. Этой весной за окном, как и каждую весну, молодые цыплята чесались и охотились на клопов.
 Были соседи и друзья, которых Саре тоже пришлось бы оставить, если бы она отправилась в Калифорнию. В их небольшом сообществе — разбросанных по разным адресам усадеб на западном берегу реки и маленькой деревушке Лакон на восточном берегу — Сара и ее родители были хорошо известны и широко воспринимались с любовью.Жители деревни Лакон почти каждое утро с нетерпением ждали, когда ее отец перейдет реку на своем самодельном каноэ.
 Франклин Уорд Грейвс выглядел поразительно как в своем каноэ, так и вне его. Это был высокий долговязый мужчина с растрепанными волосами, за исключением разгар зимы, он редко носил обувь и никогда не носил шляпу. Но он был близок по духу и имел солнечный характер, и, когда он переходил реку, он принес то, что жители деревни стремились получить — свежую дичь и вылеченные шкуры из своего леса, овощи с его огорода.Им нравилась его теплая и щедрая натура, его готовность протянуть руку помощи, когда это было необходимо.
 Днем, после того как Франклин вернулся на свою сторону реки, жители деревни были не менее довольны, когда мать Сары, Элизабет, взяла каноэ в свою очередь и перешла в деревню с медом, яйцами, маслом и ведрами с водой. мягкое мыло. Она тоже была высокой и долговязой. Весной, летом и осенью она почти всегда носила одно и то же синее ситцевое платье, простые туфли из коровьей кожи, завязанные на верху кожаными завязками, и старый ситцевый чепчик.Зимой она сделала лишь одну уступку холоду — дополнила свой наряд парой синих шерстяных чулок. Как и ее муж, она, казалось, постоянно улыбалась и всегда была готова протянуть руку помощи.
 Спустя годы, когда их бывшие соседи вспомнили семью Грейвсов, они вспомнили их не только как искренних и щедрых, но и как необычайно выносливых людей. Один из этих соседей вспомнил один день очень холодной зимы 1839–1840 годов.Элизабет Грейвс пришла доставить немного масла, и, обнаружив соседку с новорожденным младенцем, она осталась на несколько часов, чтобы помочь по дому. Как и в любом пограничном сообществе, женщины Лейкона и Спарланда жили в своего рода обществе взаимопомощи — в кругу женщин, с которыми они могли разделить бремя и доверие так, как они не могли разделить их с мужчинами в своей жизни.
 Когда приближался вечер и Элизабет собиралась уходить, сосед умолял ее остаться.У Элизабет был собственный младенец, и женщина опасалась, что им двоим будет небезопасно пересекать ледяную реку на каноэ в такую ​​холодную погоду. На Элизабет, как всегда, было только ее синее платье и синие чулки. Но она отшутила своего соседа. Она завернула ребенка в квадрат из льняной-шерстяной ткани, отклонила предложение шали и вышла в темноту, сказав, что вернется утром с полезными травами. Сосед смотрел, как она положила ребенка на дно каноэ и поплыла в ледяной тьме.
 Той ночью в прериях Иллинойса бушевала буря, и ледяной ветер завывал по реке, содрогаясь сквозь щели и трещины бревенчатых хижин Лейкона с одной стороны реки и городка Штойбен с другой. На следующее утро река замерзла, и окно соседки было слишком покрыто инеем, чтобы она могла что-то сквозь него видеть. Но около 10 часов утра Элизабет Грейвс, все еще одетая в голубое ситцевое платье, постучала в дверь и принесла пригоршню трав.Она вернулась через только что замерзшую реку, чтобы выполнить свое обещание. Ссылаясь на всю семью Грейвса несколько лет спустя, зная, что с ними стало, соседка подивилась иронии, которая к тому времени стала для нее слишком очевидной.  Это не хрупкие тепличные растения,  она сказала.
 Когда Сара заранее мучилась и оплакивала потерю либо своей семьи, с одной стороны, либо своего жениха, дома и соседей, с другой стороны, Франклин Грейвс, в свои пятьдесят семь лет, смотрел на вещи совсем по-другому.Как и его сосед Леви Фосдик, Грейвс был жителем Новой Англии по рождению и по наследству. Родившийся в Зеленых горах Вермонта в 1789 году, он мог проследить свое происхождение янки почти так далеко, как мог Фосдик. Фактически, отец Франклина, Зенас, как и отец Леви, служил пятаком во время революции. После войны Зенас переехал со своей семьей на запад, в Дирборн, штат Индиана, одним из тысяч его соотечественников, которые стремились к большим и лучшим возможностям ведения сельского хозяйства, чем те, которые могли быть предложены каменистыми почвами Новой Англии.
 Достигнув совершеннолетия в Дирборне, Франклин женился на местной девушке Элизабет Купер. После того, как их первый ребенок умер в младенчестве, в январе 1825 года родилась Сара. В течение следующих двадцати лет родились еще восемь детей. По мере того как их выводок увеличивался, Франклин и Элизабет Грейвс в конце концов покинули Индиану, поступив так же, как и отец Франклина, в поисках более дешевой земли и лучших возможностей в другом месте. Они ненадолго переехали в Миссисипи, а затем в округ Маршалл, штат Иллинойс, в 1831 году.
 Земля за рекой от деревни Колумбия, позже переименованной в Лейкон, показалась Франклину Грейвсу хорошо.Для таких людей, как он, поколение мужчин с быстро растущими семьями, избытком энергии и желанием превратить необработанную землю в двигатель богатства, качество земли в данной местности — глубина и цвет ее почвы — были всем. когда дело дошло до выбора места для поселения. Деревня из почти сотни вигвамов индейцев саук располагалась в дупле под обрывом, но низины казались хорошей пшеничной страной с глубокой, черной, сладко пахнущей почвой, поэтому он купил участок земли у саук.Сначала он хорошо ладил с родными соседями. С таким небольшим количеством поселенцев в этом районе, казалось, хватило хорошей земли для него и для них обоих, и отношения были по крайней мере сердечными. На самом деле, недавно местный вождь Сеначвин сидел у постели больной лихорадкой соседей Грейвз, обмахивал ее обмахиванием и ухаживал за ней, пока ее муж отправлялся на поиски врача.
 Как и несколько других белых поселенцев, которые только начинали проникать в эту местность, Грейвс презирал ветреные и широко открытые прерии на обрывах и вместо этого выбирал землю, которая находилась у воды и леса.Это была формула, которая работала для предыдущих поколений поселенцев-янки дальше на восток. Помимо того факта, что аллювиальная почва вдоль реки была богаче, чем почва в прериях, казалось логичным, что нужно иметь два основных элемента для строительства и содержания дома — дерево и воду. Но, как выяснилось, именно эти леса и именно эта вода составляли рецепт неприятностей.
 С того времени, как первые белые поселенцы появились в западном Иллинойсе, они подверглись разорению, которое они назвали  лихой,  или, как они вскоре стали называть это,  трясиной Иллинойса. Приходя каждую весну, они умирали из-за высокой температуры, озноба, ослепляющих головных болей, скованности, болей в суставах, анемии и, что наиболее характерно, сильной и неконтролируемой тряски. Обычно он проходит через неделю или две, но затем он возвращается через несколько недель, а затем снова через несколько недель или даже лет после этого, а затем снова. Он был безжалостен, и между дрожью от холода зимой и тряской от лихорадки весной и летом утомлял человека.
 К концу 1830-х годов лихорадка была характерна для всего стока реки Миссисипи.Другие эпидемии, от желтой лихорадки до холеры, также распространялись по всей сельской местности. Капитаны пароходов иногда отказывались останавливаться в некоторых городах, опасаясь заражения.
 Поселенцы вдоль реки Иллинойс, как и их предки в Новой Англии и Англии, не знали, кого винить в этих вспышках. Они унаследовали от своих предков общее убеждение, что влажная погода и застойный воздух —  миазма, , как они называли комбинацию, — были основной причиной лихорадки.Но они ничего не могли поделать ни с воздухом, ни с погодой. Итак, они сделали то, что делали всегда, — сделали себе дозу народных средств. Они принимали таблетки из паутины. Они сварили литры воды до пинт, , чтобы усилить, , а затем выпили, как если бы это было лекарство. Они заваривали чай из трав, таких как набор костей (так называемый, потому что листья соединяются у основания, что заставляет многих полагать, что, когда они обертываются вокруг сломанных костей, они помогают закрепить кости, а также отогнать лихорадку).